Жнецы Грез (СИ)

Фрост Виталий

Жнецы Грез (в работе)

ЖНЕЦЫ ГРЕЗ

По несчастью или к счастью,

Истина проста:

Никогда не возвращайся

В прежние места.

Шпаликов Г. Ф.

Пролог.

25 декабря 2000 год. Россия. ЦФО. Город N.

На этот раз он облажался. Точно. Кто бы мог подумать, что малец окажется совсем не промах. И работу выполнил, и от него ушел - фартовый, зараза. Теперь стоит быть куда осмотрительнее... А что скажет заказчик? Он ведь, как и всегда, ясно дал понять, что исполнителя тоже нужно отправить на тот свет, как только жертва стартанет в том же направлении. А Карнберг не из тех, кто позволяет себе перечить.

Невысокого роста полный старик нервно вел импрезу девяносто седьмого года выпуска. Его седые виски переходили в потный глянец лысины, небритое лицо с носом-кнопкой венчали глаза убийцы, чуть преломленные стеклами очков в золотой оправе. Кожаный плащ по-хозяйски развалился на заднем ряду, оставив округлое тело на попечение рубашки и брюк.

За окнами авто мелькали оживленные новогодним предвкушением улицы провинциального городка. Общая надежда на лучшую жизнь в следующем году сияла в глазах и сердце каждого прохожего. Пока сияла. Сияла, чтобы буквально через пару-тройку недель счастья, вновь потускнеть и раствориться в рутине выживания. Сияла, чтобы услышать традиционное "это был тяжелый год" и поверить в лицемерное "МЫ - вместе!" Сияла вопреки, как и всегда. Быть может, сияние это каждый из нас впитывает с молоком матери.

За пролетевшее лихое десятилетие по стране разлетелась не только западная культура, но и погода. Модная приставка евро- теперь приклеилась и к зиме. Русской зиме, так пугавшей всех раньше своей суровой стужей и непролазными снегами.

- Т-хе! Да уж! На этот раз ты, матьтую, в полной заднице, мой друг.

Мужчина обращался к зеркалу заднего вида. Слова автоматной очередью вылетали изо рта. Сидение позади пустовало, впрочем, как и весь салон, за исключением водительского кресла.

- Ты, матьтую, постарел и одрях! Как ты позволил ему уйти? Т-хе! Идиот! Хорошо еще, матьтую, деньги за работу не отдал!

Старый посредник между заказчиком и киллером, в определенных кругах известный, как Калач,

И не дай вам Бог усомниться в его тертости... Или посмеяться над манерой говорить...

Матьтую...

повернул на центральную улицу. В одном из зданий исторической части города горели желтым теплым светом четыре окна, которые сейчас, как он наивно полагал, заглядывая в них с несвойственной для себя опаской, решали его дальнейшую судьбу. Окна одной из строительных контор. Карнберг, ее директор, не в первый раз прибегал к его услугам, чтобы разделаться с несговорчивым конкурентом. Однокашник, Васька Мутный, свел их уже давно - когда-то они были партнерами по бизнесу. Жалко Ваську. Пришлось убрать два года назад. Что поделать? Кто платит, тот и прав, верно? А Карнберг туз серьезный - платит всегда наликом и сразу. Если сдать ему такую работу, к гадалке не ходи, он станет тузом крестей. У Калача в ногах. Десять лет плодотворного сотрудничества и тут - на тебе!

- Хотел, матьтую, взять последний заказ и срыть на Остров Свободы просирать свои кровавые денежки? Т-хе! Не тут-то, матьтую, было, старый извращенец, да? - продолжал он беседу с верхней половиной своего лица в зеркале. - Не посидишь теперь на пляже, запустив лапу в, матьтую, трусики Хуаниты или Кончиты! Надо было жать на курок, как только гаденыш вылез из машины, как с прошлыми засранцами! Но, матьтую, ничего...

С подобным заказчиком работала давно отлаженная схема: получил имя, проследил, спланировал, нашел исполнителя, тот сделал дело и, с его помощью, отправился кормить червей где-нибудь в лесополосе за городом. В остальных случаях он работал с профессионалами с многолетним стажем, но и в этом случае те не были застрахованы от ликвидации. С начала девяностых в его системе не было ни одного прокола. И, что немаловажно для репутации, куча глухарей как в местном, так и в ближайших областных УВД.

Но с этим так не вышло. На стрелке этот полупьяный пацан выбил макарыч из рук старика и опрокинул его на землю. Повезло, что пистолет недалеко отлетел, а то этот хренов КМС-ник добил бы его ногами. Свой ствол он, послушный и глупый мальчик, видимо, и вправду выбросил в Волгу, по инструкции, поэтому разорванное пулей правое ухо быстро убедило его свалить. Но вряд ли он остался доволен своим гонораром и, наверняка, будет теперь искать его с уже уравненными шансами. Так ли сложно в наше время надыбать оружие?

С момента их встречи на убитой престройкой территории химпрома прошло не больше часа и была вероятность, что говнюк уполз к себе в нору и еще не успел ничего предпринять. Зато Калач уже едет к нему и на этот раз, будь он проклят, если промахнется.

Свежеугнанный изумрудный субару, короткий жизненный путь которого, скорее всего, оборвался бы стариком сегодня же, в бензиновом пламени, на аэродроме за городом (если бы не вмешательство воли существ гораздо более высокого порядка, что, впрочем, не очень смягчает участь авто), повернул на истыканную спицами перекрестков кишку основной улицы спального района. Желтые конусы редких фонарей освещали слякоть на асфальте и снежные кряжи на обочине. Утерянная в спесивой злобе осмотрительность старого убийцы ничуть не удивилась подозрительной пустынности тротуаров и изьеденной струпьями колдобин дороги. Мозайка из горящих и темных окон панельных девятиэтажных, по местным меркам, великанов, снизу доверху набитых такими разными, и оттого, наверное, чужими друг другу соседями, мерно проплывала с обеих сторон. Позади пыхтели тоннами пара огромные градирни местной ТЭЦ, освещенные прожекторами со всех сторон.

Калач нагнулся вправо и порылся в наследии старого хозяина авто, что тихо побрякивало в бардачке. Выудил оттуда аудио-кассету и, не глядя, пихнул в утробу магнитолы. Pioneer заморгал цифрами на засаленных кнопках, и неплохо отрегулированная акустическая система разразилась громогласным Ob-la-di, Ob-la-da, напугав водителя. Не оценив такой шутки, он ударил по дисплею рукояткой пистолета, которую уже давно грел в ладони. Пластик экрана осыпался вниз, на что Калач не обратил никакого внимания. Он крутанул регулятор влево до приемлемой громкости и принялся потрясать в такт песне приятной тяжестью смертоносного металла. Такой репертуар он не переваривал и с давних пор полностью поддерживал политику люберов (хоть многие из них и сами были поклонниками подобной блевотины) относительно этих патлатых говнюков, но сейчас ему было насрать под какую музыку ехать убивать. Он разогнал машину до лояльных пятидесяти и выдохнул.