G.O.G.R. (СИ)

- Наши люди позаботились о вас, – констатировал Генрих Артерран, имея в виду появление на дороге лязгающего драндулета. – Прекрасно. Вы выполнили вашу задачу и можете пока быть свободны.

Синицын вернулся домой, к семье, на работу. Работал, получал повышения… Но потом – вляпался снова. Всё началось с того, что застрелили донецкого спекулянта нефтью Михаила Лукашевича, а Синицыну поручили расследование по этому делу. Синицын, конечно же, начал расследование, беседовал с родственниками убитого Лукашевича, и вот, в одной из таких бесед его старший сын показал следователю стопку документов. Синицын, узрев их, пришёл в замешательство и ужас.

«GOGR. Top secret.»

Тот же шрифт, те же слова. Тот же «Гогр»! Опять этот «Гогр»! Синицын страшно не хотелось завязываться с «Гогром», но, кажется, снова придётся…

- Отец был как-то связан с этой организацией, – говорил между тем Лукашевич младший, а где-то, закрытая в другой комнате, басом лаяла злая кусачая болонка по кличке Пупсик. – Он постоянно инвестировал им деньги, а когда я спросил, зачем, то он сказал так: «Подрастёшь – поймёшь. И, надеюсь, тоже будешь делать, как я»…

Синицын не знал, что делать дальше – он уже раз столкнулся с «Гогром», и знал, что он опасен. Синицын не хотел заминать дело. К тому же, лихие девяностые давно прошли, и на дворе был двадцать первый век. Может быть, и «Гогр» тот давно уже исчез с лица Земли?.. Синицын был смел, как подобает следователю. Он продолжил расследование и… всё, очнулся в психушке через полгода. ГОГР!..

====== Глава 69. Недобежкин засылает шпиона. ======

Рассказ «вновь обретённого» Синицына слушали все: Недобежкин, Ежонков, Смирнянский и Серёгин. Но всё равно – шире всех рот раскрывался у Серёгина, ведь он знал Синицына с жёсткой университетской скамьи, но даже и не представлял, что Синицын может выкинуть такие кони. Да, все в девяностых крутились. Даже Пётр Иванович, и тот курей выращивал на чердаке. Но чтобы так…

Синицын не назвал имени Генриха Артеррана. Причина была проста: Синицын его не знал. Генрих Артерран отрекомендовался так: «Мистер Смит», и Синицын знал этого «верхнелягушинского чёрта» только под этой фамилией.

- Смит… – процедил Смирнянский, раздумывая над рассказом Синицына. – Никогда про такого не слышал. Ежонков? – осведомился он у «суперагента» СБУ.

- А я-то тут причём? – развёл короткими руками Ежонков. – Я, вот, тоже – не знаю! Наверное, этот ваш голубец – никакой не Смит!

- А кто?? – надвинулся на Ежонкова Недобежкин, не дав тому договорить.

- Дед Пихто и конь в пальто! – обиделся Ежонков. – Я что, ясновидящий, что ли?

- Ежонков, – фыркнул Смирнянский. – Ты же в СБУ. Все эти «Гогры», насколько мне известно, по твоей части. Ты должен всех этих «мистеров Смитов» в лицо знать. А ты?

- Может мне ещё на Луну полететь?? – взвился Ежонков, подскочив со стула. – Я вам не вышибало тупорылое! Моя работа – умственная! Я – профайлер, то есть, психиатр и специалист по гипнозу! А бегать и стрелять – это уже не моя забота!!

- Ежонков, ты орёшь на всё отделение! – заметил Недобежкин. – Если не замолчишь – сейчас выйдешь отсюда!

- Да ну тебя! – прогудел Ежонков и отвернулся туда, где у дальней стенки ковырял в носу Грибок-Кораблинский.

Кораблинский покинул стул, который выделил для него Недобежкин, и уселся на пол, скукожив костлявую спину. Он что-то тихо бубнил на собственной «радиоволне», ничего и никого вокруг себя не слышал, не видел, и знать не желал. Только один раз за всё время повернул он свою «буйну голову» и излаял на собачьей ноте:

- Есть давай!

- Да щас! – отпарировал сие требование Недобежкин, увлечённый Синицыным и его похождениями.

- Ой, вы, голуби мои-и!!! – заорал тогда Грибок, вскочив на ноги. – Белокрылые-иии!!!

- Да уберите вы его! – взмолился Недобежкин, чувствуя, как от избытка информации опухает его голова. – Достал!

- Ба-а-а!!! – «ответил» ему Грибок.

Смирнянский похохатывал, Ежонков молчал, а Пётр Иванович в данный момент занимался тем, что успокаивал врача Ивана Давыдовича. Последний только что позвонил по экстренному телефону и сейчас вываливает на закалённые в боях уши Серёгина всё, что наболело у него за долгий сегодняшний день. За две минуты разговора Серёгин узнал, что «в больнице нет ни дня покоя», что «постоянно врываются бандиты», и что «они здесь всё разгромили». Пётр Иванович уже всё это знал от Синицына – да, в больницу ворвались двое, они пытались похитить Григория Григорьевича с Кораблинским. Недобежкин тоже об этом знал – и теперь, скрипя мозгами, соображал, куда бы этих двоих пристроить, чтобы спасти от вездесущего «ГОГРа». От «ГОГРа» спасти невозможно – даже если засадить обоих в следственный изолятор – «прилетит» Ярослав Семенов и утащит…

- До каких пор это будет продолжаться?? – вспищал в телефонной трубке взвинченный фальцет Ивана Давыдовича, временно оглушив Серёгина на одно ухо. – Меня тут скоро в могилу сведут!!! Вот, сегодня чуть не застрелили! Позовите мне немедленно вашего начальника, а то я депутату напишу!!!

Объяснения и извинения Серёгина на психующего психиатра не действовали. Пришлось Петру Ивановичу приглашать Недобежкина к телефону. Милицейский начальник схватил трубку в кулак и рявкнул туда, как грифон:

- Сколько надо – столько и будет! Это – ваша работа!!!

Хлопнув трубкой о раскалывающийся от напора телефон, Недобежкин огромными солдатскими шагами направился к поющему песни Грибку. Грибок стоял, как Киркоров на сцене, и орал во всё горло:

- Единственная моя!!! Звёзды падают в моря!!! И, срывая якоря!!! Прочь летит душа моя-яяяя!!!

Грибок не был ни пьяный, ни наркотиков не принимал – просто после того, как в обезьяннике у Мирного его побили рокеры – он чуть-чуть тронулся умом. Недобежкин хотел схватить его за шиворот и собственноручно выдворить из своего кабинета в изолятор, уже протянул руку, но Грибок внезапно «наступил на горло собственной песне», хлопнулся на пол и монотонно загудел:

- Статья сто двадцать третья, пункт шестой… – да, теперь ясно, каким образом он смог взвинтить врача Ивана Давыдовича до состояния неврастении.

- Р-рр, – зарычал Недобежкин, сдвинув брови. – Уххь!

- Васёк, – мирно и ласково позвал Смирнянский. – Иди сюда. Мы с тобой ещё кино про Росси не досмотрели.

- Про Росси? – это подал голос Синицын, что сидел на стуле для посетителей в своём потрёпанном костюме бомжа.

- Про Росси, про него родимого, – кивнул Смирнянский. – Кстати, из твоего архива.

- Из… моего? – изумился Синицын. – Но… я не занимался Росси.

- Не занимался, говоришь? – осведомился Смирнянский, включая компьютер Недобежкина без его разрешения. – Тогда садись поближе – кино посмотришь!

Синицын пожал плечами и подвинулся к монитору компьютера. Пётр Иванович, освобождённый от необходимости беседовать с психиатром Иваном Давыдовичем, тоже подсел к остальным.

Кино было не рядовое. Снято явно скрытой камерой, которую кто-то подсунул на книжную полку в некоем солидном личном кабинете. Виден был добротный, кажется, дубовый письменный стол, кожаное кресло с высокой спинкой, заполненный книгами книжный шкаф, шкура белого медведя на полу. Из левого нижнего угла монитора вдвинулся в кабинет некий пожилой господин, украшенный пышными седыми усами, завёрнутый в вишнёвый шёлковый халат.

- Росси, – шепнул Смирнянский. – Ишь, как прогуливается!

Росси не спеша вплыл за свой дубовый стол и грузно поместил своё весомое тело в кожаное кресло. Устроившись поудобнее, он что-то невнятно буркнул искажённым электронным голосом, что-то, похожее на «ББУХ!».

- Звукозапись ни к чёрту! – пробурчал Смирнянский. – Да нам в принципе звук и не нужен…

Из нижнего левого угла явился второй господин – тоже солидный, но помоложе, в сером костюме, с редкими волосами, старательно зачёсанными на достаточно заметную лысину. Второй приблизился к столу Росси и на минуту повернулся к камере лицом. Его глаза смотрели сквозь прямоугольные очки.