Одержимые (СИ)

– Какие убийства? Каких человек? – похолодел Глэнсвуд.

Стражник свернул приказ и сунул его в сумку.

– Сегодня днем была зверски убита дочь графини Кернской – Ловетт Кернская. Накануне утром она получила записку от графа Герберта Уэльского, в которой он умолял ее остерегаться вас, герцог Глэнсвуд, так как вы приревновали покойную к своему приятелю и обещались убить их обоих. После этого граф без вести пропал, а тело Ловетт найдено в доме графини Кернской, при этом есть свидетели, которые видели вас за полчаса до того, как был обнаружен труп.

– Вздор! – закричал Лерой, обуреваемый гневом.

Ему хотелось упасть на пол, но подлые стражники крепко поддерживали его. Он горько опустил голову. Он ничего не успел. Его подставили. Противник оказался гораздо сообразительнее и использовал свое положение с умом. Мерзавец убил Ловетт! Как он посмел поднять руку на молодую прекрасную девушку, загубить этот юный цветок? Откуда в нем такая способность, если он – это я? Наверняка это он убил гонца, посланного мною к Ловетт, и подменил записку. А потом еще и явился к ней в моем облике, специально показавшись прохожим! Теперь все полагают, что это я, и никого, ни одного человека нет на моей стороне.

– Герцог уже несколько дней не выходил из дому! – крикнули из толпы. Лерой узнал голос Глены.

– Это правда! Герцог не покидал своего поместья, мы все можем это доказать! – выкрикнул Рэм, делая шаг вперед. Толпа зашумела, и стражники забеспокоились, потому что их было всего пятеро, а слуг – около тридцати.

– Именем короля! – стараясь угомонить толпу, прокричал главный стражник. Но это было тщетно. Слуги слишком любили своего герцога.

Лерой переглянулся с Гленой и еле заметно кивнул. Он великолепно знал, на что способна его прислуга.

– Вы не понимаете – он преступник!

– Защитим нашего герцога! – воинственно воскликнул Рэм и первым метнул нож. Нож попал в незащищенную шею одного из стражников. Тот сполз на пол, и тут же началась борьба.

Лерой нанес несколько точных ударов и почти без проблем высвободился. Прихожая наполнилась звуками битвы. Не сомневаясь в том, на чьей стороне окажется победа, как и в том, что ему следует немедленно бежать и скрыться, Глэнсвуд прошмыгнул в выломанную дверь и оказался на улице. На полпути к лесу он услышал, что его окликнули, и остановился. За ним бежал Рэм с длинным худым мешком в одной руке и кухонным тесаком в другой. Лерой бросился ему навстречу.

– Мой герцог! Возьмите, здесь немного еды, мама собрала для Вас, а это – чтобы защищаться в лесу от хищников.

– Спасибо, Рэм, и маме твоей передай спасибо! Вы их перебили?

– Один спрятался на чердаке, но когда я убегал, дверь уже выламывали.

– Рэм, позаботься о Герберте. Спрячь его где-нибудь, в подвале, не знаю, где угодно, лишь бы его никто не нашел! И корми его! Не забывай.

– Мой герцог, что нам делать, когда придут следующие стражники?

– Не знаю, Рэм… По возможности держите оборону дома, а если поймете, что не сумеете, спасайте свои жизни.

– Вы нас освобождаете, мой герцог?!

– Вы должны меня дождаться! Я вернусь и притащу этого мерзавца, который убил Ловетт и подставил меня, прямо в этом мешке! Я докажу им, что я не виновен. Беги, Рэм!

На этом они расстались, и герцог уже спустя минуту скрылся в лесу. В мешке, наспех собранном Гленой для него (славная женщина, снова подумал Лерой), оказался запас пищи не более чем на два дня, а также фляга с водой. Мешок был несоразмерно большой для такого скудного груза, но, видно, ничего поменьше в тот момент Глене под руку не попалось.

Глэнсвуд оборудовал себе лежбище из травы и веток в небольшой низине недалеко от реки и поужинал. Затем он проверил лезвие кухонного тесака, которым рубят свиное мясо вместе с хрящами и костями. Оно оказалось достаточно острым. Сегодняшняя ночь станет решающей для него и его отражения. Только один из них выживет. Проклятие исполнится.

Взошла луна и осветила верхушки старых деревьев. Сквозь редкие сосны яркий голубой свет проникал до самой земли. Герцог с тесаком в руках ожидал двойника. Он жаждал отомстить ему за причиненную обиду и боль, за смерть Ловетт, за то, что гость из зазеркалья опорочил его доброе имя, лишил его дома, возможности жить спокойной жизнью.

«Проклятая старуха, проклятое отражение! Никакой больше жалости, никаких пафосных речей и траты времени на пустую болтовню! Я лучше сам стану отражением, чем позволю спокойно ходить по этой земле тому, кто принес мне столько страданий. Бедная Ловетт, бедная моя Ловетт… Я так любил тебя, и именно из-за моей любви ты погибла. Я отомщу за твою смерть и предотвращу новые смерти. Я задушу его, я отрублю ему голову, руки, ноги, и по кускам выброшу его в реку!»

Лерой испугался собственных мыслей – уж слишком они были кровожадными, непривычно жестокими. Он никогда еще за всю жизнь не испытывал подобной ненависти, и отчего-то его это испугало. Было важно оставаться прежним, прежним Лероем, было важно не измениться, увериться в том, что он – это все еще он, а не кто-то другой. Иначе оно может победить. В этом нет сомнения.

Оно явилось за полночь, предстало в свете луны, молча, со злорадным оскалом на лице. Герцог бесстрашно поднялся на ноги, крепко сжимая ручку тесака, расправил плечи, поднял подбородок. Он больше не боялся. Страх был непозволительной роскошью в его положении.

– Я знаю, что ты задумал, – сказало отражение, начиная медленно двигаться по кругу. Герцог тоже пошел по дуге, перемещая ноги крест-накрест, чтобы не подпустить противника сбоку. Он не собирался говорить ни одного слова. Он берег все силы для схватки.

– Ты хочешь показать им мое тело, чтобы вернуть себе свое честное имя. Ты думаешь, они поверят тебе, даже если увидят твоего двойника? Ты серьезно, Лерой? Кто? Ну, скажи мне, кто? Выжившая из ума от горя графиня? Или идиот-судья? Или кретины-стражники, привыкшие отключать голову на службе? Им не нужен чей-то труп. Им нужен живой виновник, чтобы осуществить жестокое правосудие! Чтобы самим казнить его при толпах народа, чтобы лично присутствовать при этом, чтобы люди видели своими глазами, что зло – наказано.

Герцог сделал резкий выпад – отражение с легкостью увернулось.

– А-а, значит, хочешь драться. Значит, я тебя не убедил! Глупо, очень глупо, Лерой. Наивно и самонадеянно. Я – это ты. А тебе никогда не победить самого себя. За столько лет ты этого не сделал, и сейчас не сделаешь.

– Ты – не я, – сквозь зубы процедил герцог и внезапным ударом задел соперника по руке. Тонкая струйка крови, черная в свете луны, побежала вниз по локтю двойника.

– Я – это ты! – взвыло отражение, хватаясь за рану.

– Нет, – уверенно ответил Лерой. – Я не такой. Я никогда бы не убил девушку. Тем более ту, которую люблю.

– Ты еще скажи, что не убил бы человека, – усмехнулся двойник. Они все так же двигались по кругу лицом к лицу против часовой стрелки. – Меня же убить собираешься. Жестокий и хладнокровный герцог.

– А ты не человек, – как герцог ни пытался, а не мог не реагировать на фразы провокатора.

– А кто же я, по-твоему?

– Ты всего лишь отражение. И ты меня совсем не знаешь. Не зря я ненавидел тебя всю жизнь!

Глэнсвуд бросился вперед и сбил безоружного двойника с ног. Сцепившись, она свалились на землю, и Лерой, прижимая врага ногами, замахнулся было, но тот неуловимым и сильным движением выбил тесак у него из рук. Теперь силы были наравне. Отражение точным ударом ног отшвырнуло герцога в сторону и попыталось подняться, но Лерой, едва успевая встать на четвереньки, ринулся на него тараном. Откуда-то у него прибавились силы, он чувствовал себя, как в лихорадке. Снова завалив противника на землю, Глэнсвуд с остервенением стал бить его по голове, чтобы лишить сознания. Ответных ударов, укусов, плевков, криков – он не замечал, будто в приступе.

Лерой пришел в себя лишь тогда, когда перестал ощущать сопротивление снизу. Он посмотрел и увидел себя самого с разбитым лицом и мокрыми от крови волосами. Герцог нагнулся и услышал, что отражение еще дышит. Тогда он стал оглядываться в поисках тесака, отлетевшего в самом начале драки, и вскоре увидел тусклый отсвет лунного света на широком лезвии. Тесак валялся в траве, и если бы не луна, он бы его никогда не нашел.