Игры рядом

первый раз насиловал женщину. Как оказалось, и в последний.

Я никогда не думал, что все это было частью чужой игры. Более сложной, более безумной и куда более детской, чем моя.

Куст жимолости почти полностью облысел, но король продолжал сердито обдирать куцые остатки листвы. Он стоял спиной ко мне, и я мог дать деру, если бы вспомнил, что собирался сбежать. Но сейчас мне этого почему-то не хотелось. Наверное, просто надоело.

— Это неправильно, — вырвалось у меня, и мой голос был гораздо спокойнее, чем я ожидал. — Это правда, но так неправильно. Так нельзя. Вы понимаете это, сир?

Король снял берет, стал мять его одной рукой, другой взъерошил волосы, редеющие на затылке. В этих жестах проскальзывало замешательство.

— Знаешь, почему столица называется Мелодия? — вдруг спросил он.

— Знаю, — ответил я.

— Ну, что ты знаешь? Расскажи мне. — Я не стал спорить:

— Когда-то на этом месте был замок мелкого лорда, имени которого история не сохранила. Его захватили воинственные соседи. В день, когда они пировали, празднуя победу, в замок пришел флейтист по имени Ладаньер. Он сыграл удивительную песню. Слушая ее, они впали в сладкий транс. Только они. Плененный хозяин замка, его семья и вся челядь остались бодрствовать. Они перерезали спящих захватчиков и вернули власть над замком. В благодарность лорд отдал менестрелю свою дочь. Ладаньер стал лордом после смерти тестя. Крестьяне так любили его и его песни, что работали втрое усерднее, и замок стал расти. И еще при жизни Ладаньера стал городом. Мелодией.

Мне полагалось чувствовать себя дураком, пересказывая королю легенду, которую знает каждый ребенок, но в последнее время я чувствовал себя дураком так часто, что усилить этого ощущения уже ничто не могло. Гийом слушал внимательно, словно впервые. Когда я умолк, он кивнул:

— Это официальная версия. А знаешь, как было на самом деле? Лорд дал менестрелю кошелек и вышвырнул его вон, боясь, как бы тот не сыграл свою песенку еще разок. Менестрель оказался из обидчивых. И таки сыграл ее, стоя за воротами замка. И на этот раз уснули все. Тогда он вернулся в замок и зарезал самого лорда. А уж потом было всё остальное. Думается, женушка на брачном ложе, пыхтя под суженым, пеняла ему, дескать, так нельзя. А толку ли? Ладаньер основал этот город. Я этот город люблю. Ты, я полагаю, тоже.

Я его и правда любил. Ненавидел, но и любил. Больше, чем когда бы то ни было любил леса. Мои леса. Мои, мои личные леса. И его город, его страна — город и страна Гийома Пятого.

— Выпороть бы, — сказал я. Получилось очень жестко, жестоко. Очень.

Король рассмеялся. Легко и непринужденно, открыто, искренне.

— Кого, Эван Нортон? — смеясь, спросил он и, оборвав от почти уничтоженного куста жимолости длинную ветку, размашисто хлестнул струю фонтана. Холодные брызги оросили мое лицо. — Кого выпороть? Тебя? Меня?

— Обоих, — сказал я, и смех короля стал громче. Гийом бросил ветку в фонтан, всё еще смеясь, поднял с земли оброненный берет, подошел ко мне, вновь