Игры рядом

на вас смотреть. А уж Дону как нравилось. Конечно, он расстроился, когда ты серьезным тоном сказал: «Больше не играю». И я расстроился, потому что, пока Дон играет, он не помнит обо мне. Не помнит о нас… о нашей общей игре, в которую мы как-то плохо сыграли. А это всё, что мне надо.

— Вы позволяете Шервалю разорять страну, — тихо проговорил я. — Зеленые убивают людей, которых вы как монарх поклялись защищать. Уже почти десять лет идет гражданская война. И вы говорите о какой-то гребаной игре?

— Не надо, а? — насмешливо сказал король. — Не ты ли мне кричал пять минут назад, чтобы я бросил пороть всякую чушь о твоих лидерских качествах? Наши с Доном войны — та же чушь. Ты умеешь объединять чужие игры, и за это люди идут за тобой. Мы с Донованом так не умеем, но мы можем заставить людей с нами играть. Результат один и тот же: ты доволен, и мы довольны. Теперь вот не знаю, что будет. Я пытался подсунуть ему вместо тебя Урсона, но, кажется, он не удовлетворен.

— Урсона?! — вскинулся я. — Кайла Урсона?! Вы…

— А, ты с ним всё-таки познакомился! Ну, и как тебе это маленькое чудовище? Колоритен, правда? Напоминает фарфоровую куклу. Красивую и жуткую, с дикими глазами. Донован их в детстве боялся. Я думал, от него будет больше проку. Но этот болван умеет только выполнять приказы. И повторять одно и то же, как попугай. Никакой фантазии. Если бы он был реальным полководцем, а не моей марионеткой, всё бы давно закончилось.

— Вы могли бы остановить войну, — потрясение проговорил я. — Давно могли бы разбить Шерваля и прекратить это, и…

— И вернуть домой ребенка-убийцу, обозленного втрое против прежнего, — раздраженно закончил Шерваль. — Благодарю покорно. Злое дитя можно занять только такой же злой игрой. Остальное ему уже неинтересно. А пока дитя играет, оно даже злость свою изливает в игре. И окружающим ничто не грозит.

— Окружающим? — у меня вырвался нервный смешок. — Окружающие — это кто? Гувернантки вашего Дона?

— Они тоже, — сказал король, будто не понимая причины моего веселья. — Я пробовал играть с ним сам, но… как я уже говорил, неудачно. Пока он занят своими кукольными войнами, я за него спокоен. За него… и за себя. Больше за себя.

— Так казните его, сир! Он ведь изменник! Он поднял войско против своего короля! По закону вы имеете полное право…

— Да ты еще больший идиот, чем я думал! — с досадой ударив кулаком по ладони, воскликнул король. — Я люблю своего брата! Неужели это так трудно понять?!

Я умолк. Вспомнил трупы, нагроможденные вдоль Королевского тракта. Бойню у «Водяной змеи». Мертвые глаза — много мертвых глаз, жизнь из которых уходила по воле моих людей… моих друзей… моих игрушек. Вспомнил, как кричала женщина, которую я насиловал. Дочь лорда Свенсона, старая дева Свенсон. Ей было под тридцать, и я подумать не мог, что она девственница. Меня смущало то, как она кричала — громко, будто от боли, а я был с ней не очень груб. Когда я понял, в чем дело, было уже поздно. Мне тогда едва исполнилось восемнадцать, я в первый