Игры рядом

обы я ее остановил? Во что она со мной играет?

— Вы так хороши, миледи… — Боги, что я несу?! А главное зачем?! Но я как будто действительно не хотел, чтобы она уходила… знал, что не уйдет, и всё равно хотел удержать… — Вы… вы так прекрасны.

Она тут же развернулась ко мне, широко улыбаясь. Лживая и красивая улыбка, очень красивая и очень лживая. Зубы у нее всё еще отменные, ровные и белые — и как толко умудрилась сохранить… Когда она протянула ко мне мутно поблескивающую бриллиантами ручку, я вдруг словно впервые заметил, какая она маленькая, эта леди Лагивика Сейт-Аннен: на голову ниже меня, с осиной талией, плоская, сухонькая, словно высушенный осиновый листок. Мне вдруг захотелось обнять ее, защитить, спасти неизвестно от чего, помочь ей, поддержать ее, все равно чем и как — что угодно, всё, чего бы ей ни захотелось, от мелочного каприза до требования отдать жизнь — я бы сделал, если бы она попросила… Просто за то, что сейчас она наконец-то была рядом со мной и протягивала ко мне руку

Совершенно забывшись, я схватил ее пальцы и сжал, прижимая к своей груди. Она слабо вскрикнула и тихо засмеялась, совсем не так, как раньше, и в то же время точно так же — словно нашу маленькую тайну больше не надо держать в секрете.

Проклятье, я идиот. Кретин. Я кретином родился и кретином умру, если до самого этого момента не понимал, что ей от меня надо. Она ведь не знала. Не помнила, не могла помнить меня. И почему-то до того самого момента, когда она прильнула ко мне и юркнула своей сухонькой ладошкой мне в штаны, я воображал, будто это не имеет никакого значения: просто она тут, рядом со мной, так близко… слишком близко, чтоб ей сдохнуть.

Ее прикосновение было в точности таким же, как прикосновение Урсона. И затрясло меня от него точно так же. Ее лицо теперь находилось всего в нескольких дюймах от моего. Я отпрянул к окну, прижался плечом к раме, леди Лагивика подалась за мной, и луна безжалостно скользнула по ее лицу лучом призрачного белого света, сорвав милосердную маску полумрака. Передо мной стояла старая, увядшая, усиленно и смехотворно молодящаяся дама, она жалась ко мне и остервенело мяла мою мужскую плоть крохотной ручкой, которую я в другой жизни сжимал в своих ладонях, не желая отпускать это сказочное видение. Видение отплатило мне, оказавшись оборотнем. Но меняло оно не внешность.

— Сударь… как вы милы… — зашептала она мне в лицо; от нее разило духами и вином. — Вы милы и… молоды, а я так стара… Вы в самом деле считаете меня красивой… не правда ли? Ну же, докажите… это… если правда так, — бормотала она, а сама мяла и мяла меня, требуя реакции от моего тела, требуя нагло и беспомощно… И это было единственное, чего я никогда не смог бы ей дать.

«Да, ты прекрасна, — подумал я, чувствуя, как защипало глаза. — Ты самая красивая, ты лучше всех, ты будешь такой для меня в тени или на свету, только отойди, отойди от меня, отпусти меня, пожалуйста…»

Я без колебаний оттолкнул Кайла Урсона, но ее оттолкнуть я не мог, хотя и хотел. Меня