Одержимые (СИ)

– Я вспомнил одну историю, – сказал старый полицейский, когда они проезжали прачечную миссис Роуз. – Не знаю, насколько она поучительна в данном случае, но она мне вдруг вспомнилась, знаешь, так бывает. Когда вроде бы ничего общего нет у двух вещей, но в твоей памяти они все равно в какой-то связке.

Молодой полицейский любил, когда Гленн говорил эту фразу "я вспомнил одну историю", особенно если это происходило в ночное дежурство. Байки из молодости старого полицейского были самым захватывающим, что можно услышать в Солт-Лейк-Сити в 1987 году.

Молодой полицейский приготовился слушать.

– Знаешь, – сказал старый полицейский, – это всегда увлекательно, вспоминать что-то из своей молодости, особенно если работал в полиции. Но есть такие истории, – Гленн сделал продолжительную паузу, рассматривая что-то за окном, – есть такие истории, от которых даже спустя много лет леденеет кровь.

Старый полицейский остановил машину и достал из бардачка мощный фонарик.

– Давайка-ка выйдем, парень, – сказал он молодому полицейскому.

– Что такое? – нахмурился Уолтер.

Ему не очень хотелось покидать автомобиль, в котором было хоть какое-то тепло.

– Тот сугроб выглядит немного подозрительно. Я хочу проверить его, – ответил старый полицейский и открыл дверь.

Молодой полицейский тоже открыл дверь и вышел на улицу, не забыв прихватить рацию. Работая с Гленном, он успел выучить одно важное правило: рация всегда должна быть под рукой, особенно если дело касается ночного патрулирования.

Ветер свистел и выл, пересыпая сугробы, словно снежные барханы. Кажется, через полчаса начнется настоящий буран. До этого времени надо успеть объехать еще четыре квадрата. Время уже подходило к часу ночи. Молодой полицейский знал, что минуты между полуночью и часом утекают быстрее всех других.

Светя фонариком перед собой, старый полицейский сделал несколько шагов к сугробу. Косой столб света пронизывал мрак, придавая бриллиантовый блеск висящим в воздухе снежинкам. Молодой полицейский подошел ближе. Было так холодно, что ноги в толстых меховых ботинках сразу же отнимались.

– Там никого нет, – сказал он.

Гленн Миллер хмыкнул и выключил фонарь. Ночь длинна, а батарею стоит поберечь. В патруле случается всякое, необходимо быть готовым ко всему. Они вернулись в автомобиль.

– Я бы выпил еще кофе, – сказал старый полицейский и завел «Chevrolet».

– В чем ты заподозрил этот сугроб?

– Мне показалось, что там кто-то лежит, под снегом.

Несколько минут, пока не показалась вывеска «Бургеры дяди Джека – для всей вашей семьи!», они молчали. Затем молодой полицейский сказал:

– Ты, кажется, собирался поведать мне историю.

– Ах, да. Точно, парень. Я уже сказал, когда это случилось?

– Нет.

– Эта история произошла в те года, когда я сам был еще чуть старше тебя, – сказал старый полицейский. – Я едва заступил на службу в Прово, в убойный отдел. Помню всю историю в деталях, но все эти годы никому ее не рассказывал, даже если просили вспомнить самый жуткий случай в моей службе.

– Почему? – спросил молодой полицейский, зная ответ.

– Наверное, специально берег ее для такой холодной зимней ночи, как эта, – задумчиво ответил старый полицейский.

Уолтер издал тихое «хм» и стал смотреть в окно, наблюдая, как снежные песчинки танцуют в столбах желтого света фонарей.

– На самом деле такие истории лучше не рассказывать ночью, – предупредил старый полицейский.

– Я выдержу, Гленн, обещаю.

– Хорошо. Тогда я, пожалуй, начну.

Наконец-то он окончил все эти предисловия, подумал молодой полицейский. Он знал, что обилие слов возникает только от скуки. В этом была вся соль ночных патрулей».

«В детстве Рина была необычным ребенком. Когда она родилась, ее матери сказали примерно следующее:

– Знаете, миссис, девочка шла головой вперед, а кости у новорожденных еще очень эластичные, поэтому череп немного продавился, и давление повредило мозг. Нет-нет, не весь мозг, не беспокойтесь Вы так. Пострадала небольшая область вот здесь, так что, скорее всего, всю жизнь девочка будет мучиться от головной боли. Но есть шанс, что этого не случится. Примерно семь процентов. Нам очень жаль, но на то, видимо, воля божья. Не переживайте, главное, что ребенок жив.

Рождение Рины, то, каким образом она вышла из матери, определило всю ее жизнь. Не просто так родители дали ей такое имя. Rhino – носорог, а из-за давления на череп у девочку на всю жизнь остался бугорок на лбу. Он был едва заметен, но девочка очень стеснялась своего дефекта, понимая, что это ненормально, и у других детей такого нет. Поэтому до старших классов Рина отращивала челку, чтобы скрыть лоб волосами.

Головные боли, действительно, были, но не слишком сильные, и простые таблетки справлялись с этим. Никто не обращал на это внимания, решив, что худшие предсказания врачей не сбылись. Но в один день родители Рины поняли, что бугорок на лбу все же имел свои последствия, и лучше бы это была мигрень.

Когда девочке было десять лет, она подошла к матери и сказала:

– Мама, иногда я вижу треугольник там, где его на самом деле нет.

Разумеется, мать Рины, очень добродушная и любящая женщина, ничего не поняла в этой фразе, а потому посчитала ее за очередное проявление странностей детского воображения. Но через несколько дней девочка во время ужина снова заявила:

– Мама, у папы вместо головы зеленый треугольник.

Рина произнесла это испуганно и смущенно одновременно, и вся семья испугалась и смутилась вместе с ней.

– Что ты такое говоришь, Рина? – спросила ее мать, шестым чувством ощутив неладное.

– Я не вижу папиного лица. У него вместо головы – треугольник, мам. Мне страшно. Я хочу, чтобы он ушел. Я хочу увидеть папу.

Весь вечер девочку подробно расспрашивали, а наутро повели к офтальмологу. Врач тоже задавал много вопросов, но ответы на них заставляли его лишь хмуриться и спрашивать снова. Из путанных детских ответов выяснилось, что Рина временами видит различные геометрические фигуры, которые накладываются на изображение реального мира, но физически не присутствуют в нем. Ребенок видит перед собой зеленый треугольник, но не может его потрогать. Чаще всего геометрические фигуры вытесняют объекты действительности и занимают их место. Выяснилось также, что все эти фигуры – плоские, и как бы заслоняют то, что за ними находится. Это может длиться час или день, но всегда проходит, и никакие симптомы не сопровождают этот процесс. Как утверждала девочка, она не испытывает головной боли, когда видит «фигурки». Офтальмолог сказал, что впервые о таком слышит, и, скорее всего, эта «болезнь» не в его компетенции.

Родители Рины повели девочку к неврологу. Врач задавал множество вопросов, и суть каждого из них была в том, чтобы узнать, не испытывает ли девочка стресса, волнения, беспокойств. Но Рина была очень спокойным ребенком, даже немного замкнутым, и в семье не было никаких ссор, как и в школе. Это ставило врачей в тупик. Невролог отправил их к психиатру.

Выслушав проблему, психиатр спросил, не было ли ничего необычного, когда ребенок родился. Родители рассказали ему о бугорке на лбу. Тогда психиатр посмотрел лечебную карточку девочки и сказал: «Ясно». Первым делом он направил девочку на магниторезонансную томографию головного мозга и электроэнцефалограмму. Когда пришли идеальные результаты, врач не выказал удивления, потому что ожидал этого.

– Зрение и нервная система здесь ни при чем, – заявил психиатр. – Проблема кроется в другом.

Врач попросил оставить их с девочкой наедине и подробно расспросил ее. Его интересовало, чем сопровождается появление геометрических фигур. Психиатр был уверен, что есть провоцирующие факторы, но чтобы установить их, разговора с ребенком не хватило.

Пришлось на неделю оставить девочку под постоянным наблюдением в больнице. За это время врачи кое-что выяснили. Геометрические фигуры, которые видела девочка, конечно, не существовали в реальности, и никаких разрывов роговицы глаза тоже не было, как и прочих проблем со зрением. Эти фигуры существовали только в голове ребенка, и они возникали как защитная реакция психики на предметы и явления, которые девочка не понимала и не могла объяснить. Однако кто-то из врачей утверждал, что это неточно, и провоцирующим фактором является что-то другое. Что именно, нужно было еще изучить. Мнения сошлись в одном – это психическая патология, неизлечимая, но безобидная, и никто из присутствующих не сталкивался с подобным в своей врачебной практике.