Дорога затмения

— О Тане Манг-Фа на время придется забыть, — решительно сказала Чи-Ю. — Куда подевался врач? Найдите его, пусть займется ранеными. Позже я загляну в лазарет. А заодно покажу ему свою руку.

Несколько человек побежали исполнять приказание, остальные топтались на месте.

Сен-Жермен спокойно сказал:

— Вашей рукой мог бы заняться и я. Если позволите. Я понимаю в ранениях.

— Вы? — изумилась Чи-Ю. — Ну да, разумеется, вы ведь алхимик. — Резким движением военачальница сорвала повязку с руки. — Я неумело оборонялась, — сконфуженно пробормотала она, — но все, как видите, обошлось. Правда, ободраны все костяшки.

Засохшая кровь позволяла увидеть не многое, но Сен-Жермен с облегчением понял, что кисть осталась цела.

— Когда все это отмокнет, приходите ко мне. Я промою вам раны обеззараживающим составом, а потом присыплю их снимающим воспаление порошком.

— Хорошо, — кивнула Чи-Ю и повернулась к бойцам: — После ужина соберитесь в большом зале казармы. Я хочу предостеречь вас от ошибок, которые чуть было не погубили наших соседей. — Лицо китаянки сделалось жестким. — Я также хочу иметь полный отчет обо всех полученных вами ранениях. Независимо от степени их тяжести. Я накажу каждого, кто вздумает свои раны скрывать. В подобном поведении нет ничего героического, ибо оно мешает мне правильно оценить нашу реальную боеспособность. — Она взглянула на рабочих конюшни. — Все сказанное относится и к лошадям. Будьте предельно честны в оценке их состояния, потому что жизнь всадника во многом зависит от надежности его скакуна. — Старший конюх почтительно поклонился. — Прекрасно. — Чи-Ю взглянула на Сен-Жермена. — Через какое-то время я вас навещу.

— Я буду ждать, — отозвался он с нескрываемым восхищением.

— А если ваш порошок и вправду хорош, прикиньте, нельзя ли уделить какую-то его часть лазарету. — Военачальница повернулась и большими шагами пересекла двор, направляясь к комендатуре, где ее уже ожидали служанки с банными принадлежностями в руках.

Сен-Жермен, в свою очередь, выбрался из толпы и пошел к своему обиталищу — продолговатому бревенчатому бараку, главной опорой которому служила крепостная стена. Формы этой возведенной наспех постройки плохо вязались с архитектурой древнего укрепления, но основательности ей было не занимать. Скрипнула массивная дверь, на пороге возник Руджиеро и тут же попятился, пропуская хозяина внутрь.

— Отряд вернулся, — сообщил Сен-Жермен на латыни. — Учитывая обстановку, можно сказать, что рейд был удачным. — Он пересек комнату и подошел к сундуку. Щелкнул замок. — Вот, возьми. — Сен-Жермен протянул слуге два стеклянных флакона с содержимым зеленоватого цвета. — Отнесешь эти посудины в лазарет. Скажешь врачу, что в них присыпка, заживляющая открытые раны. Но ради всех забытых богов не говори ему, что основой лекарства является хлебная плесень. Китайцы брезгливы.

Руджиеро кивнул. Он выглядел довольно комично в короткой синей стеганой куртке, накинутой на коричневый длиннополый балахон.

— Когда нам, по вашему мнению, следует ожидать прихода монголов?

— Трудно сказать, — пробормотал Сен-Жермен, продолжая копаться в укладке. — Полагаю, месяц-другой у нас еще есть. Мне кажется, прежде они попытаются захватить Лань-Чжоу, а уж потом возьмутся за ликвидацию крошечных укреплений. Надо ведь дать земледельцам время вырастить и собрать урожай. Чтобы кочевникам было чем поживиться. Прихвати-ка и это, — добавил он, передавая помощнику рулон полотняных бинтов. — Сомневаюсь, что у них достаточно перевязочных материалов.

— А у нас их достаточно? — спросил Руджиеро угрюмо.

— Думаю, да. По крайней мере, хватит на несколько стычек. Что же касается основного сражения… — Сен-Жермен помрачнел. — Помнишь битву в Фессалии? Мы разорвали белье на бинты. А зачем? Раненых перебили. — Взгляд темных глаз полыхнул гневным огнем. — Никлос — безумец — решился пойти против гуннов. Это был опрометчивый шаг.

— Вы порицаете храбреца за отвагу? — вскричал Руджиеро. — Вы? Я не верю своим ушам!

Сен-Жермен холодно усмехнулся.

— Не за отвагу. За безрассудство. И за мучения тех, кто с ним шел. Кажется, все демоны мироздания в тот день пресытились человеческой кровью! — Он провел рукой по лицу и другим тоном сказал: — Пустое, дружище. Я, видимо, просто устал. — Крышка сундука опустилась. — Нас должна посетить военачальница Тьен. У нее разбита рука, я обещал что-нибудь с этим сделать.

Руджиеро с минуту молчал.

— Военачальница Тьен — храбрая женщина, — сказал он наконец.

Гладкий, словно выточенный из куска алебастра лоб человека в черном пересекла тоненькая морщинка.

— Знаю, дружище. Знаю. И потому боюсь за нее.

Слуга, ничего не ответив, выскользнул в дверь.

Когда в ту же дверь постучалась Чи-Ю, на лице Сен-Жермена не осталось и тени недавней угрюмости. Он приветствовал гостью в франкской манере, привстав на одно колено.

Опешив, та допустила бестактность.

— Благодарю, но… немедленно поднимитесь. С чего это вы так разрядились?

Грубость, хотя и намеренная, мгновенно разрушила очарование минуты. Сен-Жермен был задет. А и впрямь, с чего это вдруг он надел свой лучший византийский наряд — с серебряной оторочкой и широким воротом, усыпанным мелкими бриллиантами? И зачем обрызгал волосы душистой водой?

— Пройдемте в гостиную, — хмуро сказал он, вставая.

Соседняя комната была небольшой, но прекрасно обставленной. Особенно изысканно в ней смотрелись два низких персидских дивана. К одному из них Сен-Жермен и подвел Тьен Чи-Ю. Усадив гостью, он прошел к резному высокому шкафчику на изогнутых ножках и принялся доставать из него медикаменты.

— Я вижу, у вас тонкий вкус, — виновато сказала Чи-Ю, пытаясь загладить свою оплошность. — Тут столько изящных вещей.

— Путешествуя, волей-неволей обрастаешь каким-то скарбом, — холодно произнес Сен-Жермен. Он снова встал на одно колено, но на сей раз не из галантных соображений. — Теперь покажите мне руку.

Китаянка, помешкав, повиновалась.

— Кисть почти не сгибается, — пожаловалась она.

— Неудивительно. — Сен-Жермен принялся изучать повреждения. Кожа местами содрана, связки вздулись, суставы опухли, однако все кости, кажется, целы, а отеки… отеки сойдут. — Как это вышло?

Чи-Ю заносчиво вздернула подбородок, и тут же потупилась, заглянув в колодцы его немигающих глаз.

— В общем-то, по-дурацки. Отец, будь он жив, надрал бы мне уши. Я пыталась отбить удар рукоятью меча.

— Рукоятью? — искренне удивился он. — Тогда считайте, что вам повезло. Удар посильнее лишил бы вас пальцев.

— Я же сказала, что сплоховала. — Чи-Ю обиделась и была готова напасть.

Не обращая внимания на амбиции гостьи, Сен-Жермен бережно положил ее руку на столик, затем взял кусок чистого полотна и стал его смачивать какой-то остро пахнущей жидкостью.

— Возможно, вы ощутите слабое жжение, но оно скоро пройдет. — Он умело и быстро обернул опухшую кисть влажной тканью.

— Действительно, жжет, — призналась Чи-Ю, глаза ее увлажнились. — Что это?

— Эссенция, — ответ был уклончив, — известная с давних пор, но не всем. Она убивает заразу. — Тряпку, почти высохшую, сдвинули в сторону, в поле зрения пациентки возникла зеленоватая банка. — А это присыпка.

— Гарнизонный врач сообщил мне о вашем щедром подарке. От души вас благодарю. — Губы Чи-Ю сомкнулись, зубы скрипнули, лицо побледнело.

— Не тревожьтесь, теперь больно не будет, — пробормотал Сен-Жермен. Он густо посыпал ранки целительным порошком, затем занялся перевязкой и встал лишь тогда, когда кисть китаянки покрыл аккуратный кокон, сияющий белизной.

— Вот все. Через день загляните ко мне еще раз.

— Ши Же-Мэн, — неожиданно сказала Чи-Ю, здоровой рукой прикоснувшись к складкам его одеяния, — не уходите, нам нужно поговорить.

Взгляд темных бездонных глаз был по-прежнему непроницаем.

— Хорошо. — Сен-Жермен обошел столик и сел на свободный диван.