Голод. Последний вампир

 Мириам была так поражена, что ей чуть не стало плохо. Она никогда и мысли не допускала, что у Алисы может быть такой взгляд на вещи. Жить — это стремление всеобщее. Ее собственный род, сколь бы древним он ни был, героически пытался выжить в средние века, боролся, несмотря на низкую рождаемость и неизбежное и очевидное уничтожение. Даже последний из оставшихся в живых стремился только к одному — выжить.

 — Но ведь ты это в шутку сказала, так ведь, Алиса? — В голосе ее невольно прозвучала злость, которую ей совсем не хотелось бы обнаруживать.

 И девочка отреагировала на это.

 — Ты говоришь как-то странно, Мириам. Не как обычно.

 Мириам не стала ей отвечать. Вместо этого она вернулась к книге.

 — "Суть всей проблемы состоит в том, как и почему нарушается процесс подавления липофусцина по мере старения клеточной системы. Мы обнаружили, что продолжительность и глубина сна связаны с количеством вырабатываемого липофусцина, причем чем глубже сон, тем выше уровень подавления".

 — Ладно, я думаю, что мне пора задать один вопрос. Почему ты такая странная?

 Мириам даже рассмеялась от такой наглости; она почувствовала, что краснеет.

 — Тебе еще многому предстоит учиться, Алиса. Многому. Просто не сомневайся во мне. Ты поймешь, что все, что я делаю, служит определенной цели. — Алиса улыбнулась, и лицо ее внезапно преисполнилось столь удивительной невинности, что Мириам невольно прикоснулась к ней.

 На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем Алиса вдруг обняла руками колени и хихикнула.

 — Вы с Джоном действительно странные. С вами я чувствую себя как-то не так.

 Имя Джона, прозвучавшее столь внезапно, перебило настроение Мириам. Она встала и, отложив книгу, подошла к оконной нише. Оттуда был виден сад. Такая прохладная, влажная весна полезна для роз, привезенных ею из Северной Европы, но римские и византийские розы плохо переносят эту погоду. С ними придется немало повозиться, если вскорости не потеплеет.

 Ей хотелось сейчас оказаться среди них, забыть на время о своих горестях. Если бы только Джон продержался еще несколько лет... Открытия, о которых говорилось в книге «Сон и возраст», вероятно, могли бы его спасти. Мириам все еще не оставляла надежду найти какое-нибудь средство, чтобы вернуть его к жизни, пока не стало слишком поздно. Она была уверена — все дело здесь в чем-нибудь типа липофусцина. Ее собственное тело обладало постоянным иммунитетом, но обычного человека Сон просто поддерживал некоторое время. Потом появлялись знакомые симптомы: Сон прекращался, а с его прекращением приходило быстрое старение, отчаянный голод и — разрушение.

 Горло перехватило, вновь ощутила она боль и горечь — и некуда было деться. Она силой заставила себя думать о розах. Когда-то она соорудила перголу [21] от дома до самой реки. У них тогда была своя пристань и красивый красно-черный паровой катер с сердито бурчащим маленьким двигателем. Как приятно было кататься на этом шумном катере, стучавшем поршнями и выпускавшем клубы черного дыма...

 В хорошую погоду они ездили на остров Блэкуелл и, когда наступал вечер, охотились за парочками в лесу.

 Мириам слышала, как Алиса шевелится в кресле. Благодарение Богу, это идеальная замена. У нее натура настоящего хищника, что в людях встречается довольно редко. Непредвиденное начало губительного процесса, который вскоре уничтожит Джона, в невероятной степени повысило ценность Алисы в глазах Мириам. А так как всех их рано или поздно ожидала эта участь, не стоило сейчас давать Алисе слишком подробные объяснения. Пусть все идет своим чередом; в конце концов она неизбежно придет к сопоставлению себя с Джоном — а там надо только дождаться подходящего момента. Истина была для них в какой-то мере ужасна, безусловно, — но это лишь часть проблемы. Вместо того чтобы убеждать их не испытывать отвращения к происходящему, ей следовало учить их видеть его красоту.

 Они должны были желать того, что Мириам могла им дать, стремиться к этому так, как никогда раньше они ни к чему не стремились, — сознательно, всей душой, каждой клеткой своего тела.

 Мириам хорошо умела открывать в людях сокровенную жажду жизни. Слой за слоем снимала она условности и запреты, а человек вдруг обнаруживал, что единственное, к чему он стремится, — это просто свет и воздух. А потом начинали просыпаться древние инстинкты. Рядом с ними все другие стремления, все переживания, казалось, погружались во тьму, умирали сами собой, так что не стоило даже брать на себя труд их забывать. Прекрасная и неоспоримая истина... А если она хотела обладать одним из них, ей нужно было только прикоснуться к нему, поласкать и завлечь. В конце концов то дикое существо, что живет внутри каждого человека, ответит на поглаживание, и у Мириам появится кто-то новый.

 — Чудесная погода, правда?

 — Ничего.

 Краткий равнодушный ответ. Алисе неведома была тайна времени — магия, столь хорошо известная Мириам. Девчонке доступно лишь преходящее — часы, мгновения... А ведь все чудо этой тайны содержалось во фразе Мириам: она воспринимала время в виде огромного каравана, везущего неисчислимые богатства всех мгновений, каравана, в котором чудесным образом соединились и мягкая прелесть прошлого, и великолепие будущего.

 Было соблазнительно, очень соблазнительно начать прямо сейчас, но... надо соблюдать приличия.

 Джон был первым. И потом, непонятно еще, как обстоит дело с открытием доктора Робертс. Мириам должна подобраться к ней поближе, должна найти звено, которое замкнет наконец ее цепь. И кроме того, существовала также и проблема ответственности. Мириам чувствовала себя в ответе за своих спутников; она приманивала их, обещая бессмертие и скрывая истину до тех пор, когда они уже не могли остановиться. Все эти годы ложь звучала диссонансом в ее оркестре. Теперь же все можно будет изменить. Алиса станет первой, кто присоединится к Мириам полностью и навечно.

 Первой. И в накатившем вдруг приступе мучительной любви она взглянула на мягкие, светлые черты девочки. Алиса подошла к ней; они стояли плечом к плечу у окна, выходившего в сад.

 Мириам вспомнила, как Алиса подошла тогда к Джону, и разозлилась. Девочке не следовало разрешать такие вольности. Мириам с нетерпением ждала того времени, когда Алиса будет хотеть только ее, будет заботиться только о ней, жить только ради их совместной жизни.

 Пока они стояли вместе с Алисой у окна, глаза Мириам исследовали сад. Ей казалось, она заметила там какое-то движение. Видела ли это Алиса? Девушка смотрела на нее вопросительно.

 — Что там?

 — Ничего. — Мириам с трудом улыбнулась. Ложь. Она была уверена: там, за живой изгородью, стоял Джон, повернув голову именно к этому окну. Мириам ощущала угрозу, исходившую от него. Мурашки побежали по коже.

 — Нам нужно поработать над этими идеями, Алиса. Ты согласна?

 — Мне кажется, там кто-то есть. А где Джон?

 — Не там!.. Ты же видишь, сад пуст.

 — Да...

 — Не отвлекайся! Я задала тебе вопрос.

 — А я его проигнорировала. Это и был ответ.

 Мириам отвернулась от окна.

 — Скоро ты поймешь, сколь важны наши занятия. Ты хорошо схватываешь. Позднее все это тебе очень пригодится.

 — Эти идеи... Ты единственная из всех моих знакомых, кого интересует подобный бред.

 — Так ты придешь завтра?

 — Какая ты странная, Мириам. Конечно приду. Я прихожу каждый день. Мне даже нет необходимости сейчас уходить.

 — Тебе лучше уйти. Я ожидаю гостя — и на кратчайшую долю секунды пальцы ее коснулись волос девушки.

 Это было ошибкой. Она в ярости отдернула руку, подавляя взрыв невыносимого голода, вызванного этим контактом. Спустя несколько мгновений Алиса уже сбегала вниз по лестнице, пообещав напоследок вернуться завтра.

 Она будет хорошей спутницей. Разнообразия ради Мириам выбирала себе в спутники то мужчин, то женщин. Пол их был ей безразличен. Она сжалась при мысли, что скоро увидит Джона. Так мало времени прошло — и уже так больно смотреть на него. Он опять возвратился с охоты. Его вылазки теперь участятся, принося ему с каждым разом все меньше и меньше удовлетворения.