23

е, я всегда отмечал, что здесь совсем не слышно птиц. Как и сейчас.

Солнце закрыла огромная синяя туча, кругом сразу стало пасмурно и противно. Наконец лестница закончилась, и я ступил на тропинку, которая представляла из себя скользкое болотное месиво. За моей спиной, метрах в двухстах, находился склеп, а впереди — мой любимый овраг и моя тайная поляна. Но идти предстояло не к оврагу.

А как моя мама? Мне в который раз стало паскудно за свое поведение. В последний наш ночной разговор она спасла мне жизнь и теперь, наверное, безумно волнуется за меня. Наверняка пытается в истерике дозвониться до меня, а я… Я всю ночь и утро пьянствовал, читал какие-то блокноты, искал контактные линзы, делал все что угодно, только не нашел минутки, чтобы найти почту и позвонить маме. У меня возникло жгучее желание бросить все сейчас же к черту и побежать вниз с горы, найти телефон и прокричать маме, как я ее люблю и как мне плохо без нее. Самый любимый, самый хороший человек на земле сейчас страдает из-за меня, а я здесь непонятно что делаю. Я ускорил шаг и выпрямился. Мне теперь плевать стало, кого я здесь собирался встретить, теперь я спешил к ближайшему телефону позвонить маме.

Я ее увидел не сразу. Мне показалось, что что-то сразу изменилось, но я не мог понять, что именно. Тропинка вела прямо к ней, а она… Она висела в пяти метрах от меня. Маленькая девочка, лет десяти, в белом летнем сарафане и с одной босоножкой на ноге. Вторая лежала рядом, прямо под моими ногами. Руки и ноги повешенной болтались вдоль тела, которое тихонько раскачивалось от небольшого ветра. Боже, какая маленькая! Я стоял в пяти метрах от нее не в силах отвести взгляд от ее белого лица. Шейку девочки плотно сжимала черная бечевка, все время казалось, что она сожмется еще плотнее и тогда ее маленькое тело упадет на землю. Без головы. Прямо мне под ноги. Я сделал два шага назад.

— Страш-шно? — за моей спиной, прямо над ухом раздалось еле слышное шипение.

— Да, — я стал медленно поворачиваться.

— Не обора-ачивайс-ся, будет еще страш-шне-е.

Я как-то сразу согласился с этим доводом и остался стоять на месте.

— К-кто вы?

— Гу-улу…

— И ч-что вам надо? — я как-то сам по себе стал заикаться, чего ранее за собой не замечал даже в самых критических ситуациях.

— Я хо-очу-у уйти-и.

Так уходи.

— И что вам мешает? — я вспомнил, что эти мрази подменяют слово «смерть» «уходом».

— Мне ну-уж-жен муж-жчина…

Я кашлянул.

— В каком смысле — мужчина?

— В смысле омовения, Ви-итенька — я почувствовал ее сопение возле самого уха, вероятно, она еще приблизилась.

Я потянулся к поясу брюк и отцепил прищепку. С легким, приятным уху шорохом мне под ноги упали три ситцевых платка, которые были обвязаны вокруг моей талии. За спиной я услышал яростное шипение, которое, впрочем, чуть удалилось от моего уха. Только теперь я решил повернуться. И тут же об этом пожалел.

На меня смотрело нечто: старушке было лет двести, таких старых людей я еще никогда не видел. Все ее лицо