Бледный всадник, Черный Валет

е издал ни звука, за исключением тех, которые вырывались из глотки, когда сапог смачно врезался в ребра… Вскоре истязатели слегка подустали.

– Он дебил, лейтенант, – резюмировал один из «девственников», чьи белые одежды теперь были запятнаны кровью.

– Дебилы с пушками не ходят, – отрезал тот, кого назвали лейтенантом. – Кстати, где они?

Красавчик с видимым сожалением достал из-за пояса пистолеты, конфискованные у дикаря «сестрами», и положил на стойку. Рябой уставился на них с восхищением. Пушки старой работы были узнаваемы с первого взгляда и поражали своим совершенством. А эти еще и прекрасно сохранились.

Лейтенант ощутил благоговейный трепет и не очень приятный холодок в желудке. Смерть навсегда приросла к этим пушкам. Но они нравились ему не только как реликвии. Нельзя было и представить себе лучшего подарка обер-прокурору по случаю юбилея. Подарка, который откроет засидевшемуся в лейтенантах служаке дорогу к должности группенкомиссара…

Дикарь валялся на полу и смотрел на металлических близнецов снизу, сквозь туман кровавого цвета, застилавший глаза. Пистолеты находились в трех шагах от него. Они отбрасывали какой-то мертвящий блеск. Бесполезные игрушки. Они оживали только тогда, когда соприкасались с его руками. Пробуждались от спячки, согретые теплом кожи и крови. Заколдованные предметы… Души убийц, заточенные в кристаллическую решетку… Глядя на портрет Реаниматора, дикарь чувствовал некое притяжение, но не мог понять причину этого. У него было много общего с Карателем. Может быть, предназначение, о котором он еще не подозревал? В таком случае он опозорился и упустил свой шанс. Ему казалось, что бывший священник взирает на него с презрением.

– Этого куда? – Далекий голос молочного толстяка прорезался сквозь гул в ушах.

– Запри на ночь в предвариловке. Утром отвезешь его на дачу. – Лейтенант зевнул и достал колоду карт. Развлечься как следует не удалось. К тому же у пойманного сопляка не было ни копейки денег. – Скажешь коменданту, чтоб оформил его бессрочно…

Дикарь не знал, что означает «бессрочно». Но от самого слова веяло безнадежностью, как от загубленной жизни.

46. АНГЕЛИНА

Ангелина Сочная не оправдывала ни своего имени, ни своей фамилии. Характер у нее был далеко не ангельский; сок в ней если и остался, то ниже пояса, а так – сплошной яд. Яд наполнял все ее существо и временами брызгал изо рта в виде слов и выражений. Женственности и мягкости в ней было не больше, чем в тонком соломенном матрасе.

Вряд ли она была виновата в этом – скорее уж родители, отдавшие ее в ясли Союза в самом нежном возрасте (обычная практика, если прокормить ребенка нет никакой возможности). Фамилию она получила именно в яслях – тогда она действительно была пухленькой, слабенькой и пускала слюни по любому поводу.

Но все очень быстро изменилось. Строгое воспитание принесло свои плоды. Первым словом, которое произнесла Ангелина, было «аминь» – по причине его частой употребляемости. Через несколько лет от мягкости не осталось и следа.