23

вищная. Тогда, отбежав к кухонному столу, я схватил утюг (где бы ему еще находиться, как не на кухонном столе) и с размаху ударил Шеста в висок. Острие утюга размозжило черепную коробку и, съехав кровавой полосой по щеке, выбило ему глаз. Откуда-то изнутри тела Игоря Шеста раздался приглушенный вой — гулу умирал. Из его головы медленно потекла темная густая кровавая жижа, больше напоминающая мазут. Размахнувшись, я еще раз ударил Шеста по голове. Только теперь он осел на одно колено, но все еще продолжал ползти ко мне, издавая нечленораздельное булькающее шипение. Я замахнулся, чтобы ударить третий раз, но остановился на замахе. Шест перестал ползти. Его рука все еще продолжала судорожно искать что-то в воздухе, рот был широко открыт, сопение участилось. И вдруг его стало рвать. Такого омерзительного зрелища я не видел никогда в своей жизни. Шеста рвало на пол кусками внутренних органов, которые были перемешаны с пищей и кровью. Меня стошнило тоже. Вся комната наполнилась невообразимой вонью, я, доковыляв до окна и раскрыв его, стал судорожно глотать воздух. За моей спиной лежало обезображенное и быстро разлагающееся тело Игоря Шеста.

Глава 27
ТРУСОСТЬ

17 апреля. Понедельник. Ночь

Бесконечная струя воды текла мне на голову и плечи. Уже второй час я сидел на полу душевой, меня всего трясло, а мысли превращались в сплошной сумбур. Мой мозг судорожно пытался сосредоточиться на чем-то позитивном, вычленить самое главное и начать логически составлять по крупинке план действий. Но все попытки сосредоточиться и думать разбивались об одну бетонную мысль — я убийца! Все, что было до этого: знаки, видения, побеги — было страшно, но не криминально. По крайней мере, с моей стороны. Но что теперь делать, когда в моей комнате лежит мертвое тело?! Тело моего друга! Кто мне поверит, что я убил не Игоря Шеста, а гулу Обухова? И кто поверит, что умер он не столько от ударов утюгом, а от услышанного стиха? Кому мне теперь рассказывать, что я защищался от Обухова, который похоронен год назад и который пытался занять мое тело? Боже, боже! Вот теперь я вляпался по-настоящему!

Постепенно у меня стали затекать конечности, дышать в душевой становилось все труднее, пары воды с хлоркой проникали в дыхательные пути. Процесс самобичевания подходил к концу, по крайней мере, вопросы о «фатальном несчастье» и «почему со мной» исчезли. Во-первых, у меня есть главный союзник — моя мама, которая, похоже, знает обо всей этой чертовщине не меньше меня. Значит, я уже не один. Во-вторых… Я запнулся в «во-вторых». Мое психологическое состояние еще не настолько наладилось, чтобы я с ходу разложил все плюсы происшедшего (хотя какие к черту плюсы в том, что у тебя в комнате лежит труп человека?). Во-вторых, у меня еще есть время. По крайней мере, до пяти вечера, когда придут селюки с работы и обнаружат Шеста в комнате. Хотя, конечно, странно, что их вообще нет сейчас в комнате, такое случается в первый раз с тех пор, как я живу с ними. Но тему загадочного исчезновения своих соседей