23

— пятый этаж. Дверь заблокирована. Кричать? Точно, закричать. Это же общага, кругом полно людей. Я тут же вспомнил всех соседей, которых я видел в ближайших комнатах, — матери-одиночки, сантехники-алкоголики и водители-селюки, которые не отзовутся, даже если их самих начнут резать.

— Я получил твою эсэмэску, — я сделал секундную паузу, — Дима. — Но Шест ничего не ответил. — А как ты вошел сюда, дверь ведь заперта изнутри? — Но опять на мой вопрос не прозвучало никакого ответа.

Шест стоял молча и не двигался. Тогда я тоже замолчал. А действительно, как он вошел?

— Тебе нужно уснуть.

— Что? — я переспросил, хотя отчетливо услышал, что он сказал. Мое сердце учащенно забилось.

— Тебе надо уснуть, — и Шест, наконец, направился в мою сторону. — Не бойся, Витя, я тебе помогу, — голос и интонация Шеста не были агрессивными, скорее, командно-вежливыми настолько, насколько это умел когда-то делать Дима Обухов.

Шест приблизился ко мне вплотную. Все мое тело сковал страх, я не был уверен, что смог бы сейчас, даже если бы захотел, закричать. Я сумел заставить себя еще раз нажать на кнопку телефона, и лицо Шеста попало под луч света. Меня всего передернуло. Его лицо было в больших синих пятнах, а мой нос уловил вполне отчетливый запах гниения. Шест выглядел очень плохо. Он наклонился прямо над моей головой, от чего запах стал просто невыносим, и проговорил еще раз:

— Ты сейчас уснешь. Только прочитаешь одно стихотворение. И уснешь.

— А если я не смогу уснуть?

— Тогда я тебе помогу.

— Ты меня успокоил.

Шест протянул мне потрепанный листок бумаги.

— Что это?

— Стих. Читай. Прямо сейчас.

— Димка, в темноте читать неудобно. Понимаешь? Букв не видно.

Шест уставился на меня тупым взглядом. От прежнего Игоря Шеста ничего уже не осталось, передо мной стоял самый натуральный Дима Обухов, который как при жизни, так, похоже, и сейчас особым умом не отличался. Наконец он с трудом поднялся и, быстро пройдя к двери, нажал выключатель. Комнату озарил яркий белый свет. Только теперь я увидел, как чудовищно выглядел Шест. Его лицо, руки, тело были в иссиня-черных пятнах. Белки превратились в два тягучих ядовито-желтых овала. Все движения Шеста были исключительно выверенными.

— Читай. Теперь читай.

Я развернул листок, который вручил мне Шест, и стал читать стих, написанный красивым почерком: «Сегодня большой упадок…»

— Вслух читай, — Шест приблизился ко мне вплотную и встал над головой.

— «С-сегодня б-большой упадок…», — я начал бубнить себе под нос, еле выговаривая слова.

Обухов положил мне руку на плечо, от чего мне стало безумно противно, и крепко сжал его. Боль была настолько сильной, что я чуть не выронил листок со стихотворением. Похоже, физической силы у этой твари оставалось достаточно.

— Витя, читай стихотворение. Я могу сделать так, чтобы ты его прочитал, ощущая очень сильную боль. Но ты ведь толковый парень? Читай, Витя, — Шест убрал руку с моего плеча. Боль сразу же отступила, но читать вслух стих мне расхотелось