Бессмертнейшая игра

Билл Мьюми, Питер Дэвид

Бессмертнейшая игра

Туалетная кабинка ритмично вздрагивала, вибрируя в такт доносящимся снаружи хлопкам множества ладоней и топоту ног людей, битком забивших открытую концертную площадку. Раз за разом до слуха Конни доносилось лишь одно слово. Оно грохотало, как отбойный молоток, как заклинание, как мантра — «РЭЙВ! РЭЙВ! РЭЙВ!»

И Конни, ощущая себя на вершине блаженства, думала про себя — придется вам подождать, ублюдки! Безмозглые бьющие копытами кретины! Потому что рэйва не будет, пока я не кончу. Боже, ну и дела! Все ваши аплодисменты, все ваши ключи от гостиничных номеров и прочее дерьмо, что вы швыряете им на сцену и думаете, что это им нужно, — чушь! Это все — шоу. Потому что когда приходится выбирать между тем, что можете дать вы и что даю я — двух вариантов быть не может…

Конни расположилась на корточках перед Рэбом. Лицо ее полностью скрывали длинные светло-каштановые пряди волос, болтающиеся как лохматая мокрая швабра. Она сидела перед ним, упираясь задницей в унитаз. Под коленом ее обтрепанных расклешенных джинсов мочалился брошенный кем-то старый окурок. Вокруг шеи громко перестукивались разноцветные стеклянные бусы (или, как говорила ее мать, чертовы хиппарские стекляшки).

Рэб глядел в потолок; затылок его легонько и ритмично постукивал в дверь туалетной кабинки. Трудно сказать, чем это было вызвано — овациями, доносившимися извне, или ритмичными движениями Конни. Глаза его, однако, начали закатываться, а пальцы вцепились в волосы Конни. Спина выгнулась, он приподнялся на цыпочки.

— Да! — выдохнул он. — Дав-вай, да-а…

Конни лишь промычала в ответ. Поскольку рот ее все равно был занят, ничего иного в данный момент она и не могла произнести.

В этот момент в дверь кабинки забарабанили, и хриплый голос, перекрывая несмолкающий рев и вой толпы, рявкнул:

— Рэб! Нам пора!

Голос принадлежал Билли Бобу — жирному ударнику группы «Тайдл Рэйв». Группа, в ответ на настойчивые вопли, от которых содрогались и пол, и стены, готовилась к своему третьему и финальному в этот вечер выходу «на бис».

— Эй, Рэб! — снова заорал Билли Боб. — Ты идешь?!

— Да! — выкрикнул Рэб, колотя затылком в дверь кабинки так, что она начала лязгать. Пальцы конвульсивно вцепились в волосы Конни. Конни ощутила дьявольскую боль, но это была боль блаженства.

— Хорошо, — откликнулся Билли Боб.

Рэб тяжко навалился на дверцу кабины, словно мышцы моментально перестали его слушаться. Конни удовлетворенно выпустила его обмякшее достоинство и самодовольно заметила:

— Вот теперь можешь идти развлекать остальное воинство.

Она подняла глаза, надеясь услышать от Рэба что-нибудь ласковое. Что-нибудь одобрительное. Что-нибудь…

— Гос-споди, — выдохнул он. — Ну хрена ты сидишь и лыбишься? Лучше помоги штаны натянуть.

Он меня любит, самоуверенно подумала Конни.

Она начала помогать ему натягивать потрескивающие кожаные брюки, но остановилась, решив рассмотреть как следует то, что раньше заметила лишь краем глаза. Учитывая скорость развития событий, ей действительно было некогда вглядываться.

На левом бедре была богоравная татушка. Такого она еще не видела. Татушки такой, ясен пень.

Волосатые, потные мужские ляжки — этого она навидалась достаточно. Нельзя считать себя профессиональной группи из «закулисной поддержки», не освоив как следует все составные мужской анатомии.

Татуха была размером в шесть дюймов — пурпурно-черный женский профиль. По лицу стекала одинокая кроваво-красная слезинка.

— Какая тату, — прошептала она. — Где ты…

Но в этот момент татуха исчезла под трусами.

— Ладно, — хрипло сказал он. — Можешь ее сфотографировать. Потом.

С этими словами он вывалился из кабинки, не закрыв за собой дверь.

Конни порылась в сумочке, нашла сигарету и закурила. Она просидела так не меньше минуты, глубоко затягиваясь с чувством полного удовлетворения. Услышав рев народа, она слегка улыбнулась. Команда, видимо, уже появилась на сцене. Ни черта вы не понимаете, бакланы, подумала она.

Потом встала, сбросила приклеившийся к коленке окурок и вышла из туалета, расположенного за сценой. В ящике со льдом лежали бутылки пива. Она взяла одну. Лед уже подтаял. Она вытерла холодную влагу с бутылки болтающимся подолом своей тишотки с лого «Тайдл Рэйв».

Потом прошла за кулисы и встала сбоку. «Тайдл Рэйв» как раз отрывались с расширенной версией «Она Не Ты, Но Будет» — одним из своих забойнейших хитов. Звук, который рвался из динамиков, на сцене был совсем иным, чем тот, который слышал зал. Конни прикончила уже четвертый за сегодняшний вечер «Хайнекен». Она вертела в руках зеленую бутылку и улыбалась, глядя на луну, пока команда доводила народ до неистового кайфа.

Ночь обещала чудо…

Конни впервые в жизни ехала в лимузине, но очень не хотела, чтобы Рэб или кто-либо из группы это заметил. Она пила шампань и прикладывалась к крепкому косячку, который переходил из рук в руки, с таким видом, словно занималась этим с рождения.

Всю дорогу до отеля она просидела на коленях у Рэба. Ее совершенно не волновало, что он при этом непрестанно на глазах у всех мял ей титьки. На самом деле она гордилась этим, ухмыляясь в тайном наслаждении от их сладострастных и завистливых взглядов.

Конни сама создала себе имя в узких кругах заезжих хард-роковых групп. Ее считали клевейшей, сладчайшей, самой лучшей чувой среди тинейджерок Литл-Рока. Она не играла на гитаре или клавишных, зато была виртуозом в других отношениях.

При всем своем опыте она смогла усмотреть в Рэбе нечто особенное. Яркое сияние его темно-синих, как ночное небо, глаз. Густые и волнистые, черные как смоль волосы. Усы, кончики которых спускались ниже подбородка. Она восхищалась его длинной шеей с крупным кадыком, который во время пения яростно прыгал вверх-вниз.

И обожествляла его тело… Боже, как же она любила его! Она восхищалась им и сейчас, в гостиничном номере, когда он вышел из душа. Лежа обнаженной на кровати, Конни отложила в сторону очередной косячок, который только что раскурила, и потянулась к «полароиду», который стоял на металлическом кейсе Рэба.

— Скажи татушечке — пусть улыбнется, — произнесла она и взвизгнула, когда полыхнула вспышка.

— У меня для тебя есть угощеньице, — усмехнулся Рэб. — Сейчас.

Он исчез за дверью гостиной просторного номера-люкс. И вернулся, держа в руках большой, богато декорированный кубок. Полувосставший его член уверенно покачивался при ходьбе. Он вытер губы, явно только что как следует приложившись к содержимому кубка, и протянул его Конни.

— Глотни, детка. Превосходный напиток, только для особых случаев.

Она удивилась, насколько тяжелым оказался кубок. Не раздумывая, она поднесла его к своим талантливым губкам и сделала глоток. Жидкость обожгла, создав впечатление, что моментально проникла во все поры.

— Ум-м-м! Потряс, Рэб! — Потом начала медленно поворачивать кубок, разглядывая. — А какая классная гравировка, камни какие! Прямо от короля Артура, да?

— Возможно. — Рэб вытянулся на королевских размеров кровати. Заскрипели пружины.

Конни накрыла его собой как покрывалом.

— Это было вкусно, Рэб, — сладострастно произнесла она. — Но мне мало.

Она медленно сползла вниз, к его бедрам. Теперь ее очередь делать шоу…

А потом в гостиничный номер вплыла луна — чтобы получше разглядеть ее. Конни как-то отстраненно, смутно этому удивилась, но не настолько, как следовало бы, учитывая необычность появления луны в гостиничном номере. И цвет у нее был какой-то неправильный… кроваво-красный…

А потом она услышала, как луна запела. Или заговорила? Или рассмеялась? И двигалась ли она вообще? Она сознавала, что Рэба больше под ней нет, что теперь она под ним, но это было отлично, он двигался внутри, и это было чертовски здорово, за исключением одного ужасно странного момента — он стоял сбоку. И вся остальная группа тоже. Луна прыгала по их головам, издавая тот же странный мотив, и все это напоминало старый мультик «Иди за пляшущим мячиком». Безусловно, странно, но и вся жизнь такова. В общем, не более странно, чем жизнь, и от этого в голове зазвучал приятный гул — все-о-о хорошо-о-о-о…