Люди в красном. Сборник

Когда они закончили, внимание Тефе вернулось к статуэтке воробья. Он снова взял ее в руки.

— Бросьте, она не так интересна, — сказала Шелли, опершись на его грудь.

— Сама по себе — нет, — согласился Тефе. — Интересно то, от кого она. Мне все еще трудно представить, что интендант Уссе подарил тебе эту безделушку.

— Я подумала, это очень любезно с его стороны, — пожала плечами Шелли. — Со мной он был довольно нежен.

— Похоже, вся его нежность уходила на тебя.

— Нет, — возразила Шелли. — Он и о детях своих говорил с нежностью. И о жене, хотя она его бросила. Он сказал, что всегда от нее этого ждал, и ничуть ее не винил. Трудно быть замужем за мужчиной, который верен только своему кораблю.

— Он и правда был верен, — заметил Тефе. — До самого конца. Пока не покинул его, завернутый в саван.

— Давайте не будем об этом, — попросила Шелли. — Лучше запомню его таким, каким он был.

— Каким он был с тобою, — уточнил Тефе.

— Каким он был, — твердо сказала Шелли. — Не сбрасывайте со счетов ту часть его личности лишь потому, что вы ее не знали. Никто из нас не раскрывается целиком перед одним человеком.

— Что же ты от меня скрываешь? — спросил Тефе.

Шелли улыбнулась и легонько похлопала его по груди.

— Не ваше дело. Очевидно же.

Тефе рассмеялся.

В дверь негромко постучали. Шелли застонала и встала. Надела халатик и ответила на стук, завязывая пояс. Послышался неразборчивый шепот женщины, которую Тефе по голосу опознал как Лэйд.

Шелли обернулась на Тефе.

— Лэйд говорит, у двери в Воробьятник — гавриил.

Тефе нахмурился. Когда Форн послал проверить самочувствие Исты, лейтенант спал мертвецким сном — и должен был проспать еще несколько часов. Капитан быстро оделся и торопливо подошел к двери в Воробьятник. Перед нею в коридоре стоял лейтенант Иста — болезненная серая тень самого себя.

— Лейтенант? — спросил Тефе.

— КАПИТАН ТЕФЕ, — заговорил Иста явно не своим голосом. — ПО ПРИКАЗУ БОЕВОЙ ЕПАРХИИ «ПРАВЕДНИКУ» НАДЛЕЖИТ ЯВИТЬСЯ К ЗОВУ ЕПАРХИИ. КАК МОЖНО СКОРЕЕ. ВАС ЖДУТ НЕМЕДЛЕННО.

Иста закашлялся. Его вырвало, и он рухнул на пол. Шелли выскользнула в коридор, чтобы ему помочь.

— С ним все в порядке, — немного погодя сказала она. — Просто обессилел. Его нужно доставить в лазарет.

— Нет, — сказал Тефе. — Как только Эндсо узнает, что мы выдвигаемся к Зову Епархии, захочет воспользоваться Гавриилом еще раз — даже если тот будет при смерти. Пусть он останется здесь, в Воробьятнике. Эндсо и не подумает сюда сунуться, пусть Иста спит столько, сколько нужно. Когда проснется — отправь его ко мне.

С этими словами Тефе пошел на мостик, чтобы прервать подготовку к перелету к Трискеллу и перенаправить корабль к Зову Епархии.

Перенаправить корабль домой.

ГЛАВА 4

Капитан Тефе кивнул страже.

— Открыть ворота! — велел он.

Стражники подчинились, и тяжелые железные ворота принимающей корабли крепости с треском разошлись, являя взору город и широкий проспект длиной в милю, соединяющий крепость с тюрьмой для богов. Вдоль проспекта стояли дома, жители которых высовывались из окон и топтались на перекрестках в ожидании парада.

В ожидании, когда Тефе поведет бога у всех на глазах.

К капитану подошел Нил Форн. У него было две сумки, одну из которых он подал Тефе.

— Ваши медяки, капитан.

Тот кивнул и взял сумку. Она была забита монетами, которые во время шествия предстояло бросать в толпы по обочинам магистрали. Одной рукой зрители будут ловить монеты, а другой — с криками швырять в бога мусор и гнилые овощи.

— Помню себя на их месте, — сказал Форн, махнув рукой на запад. — Я был ребенком, жил в шести перекрестках отсюда. Когда ворота открывались, где бы мы ни были и чем бы ни занимались, бросали все на свете и со всех ног мчались сюда. Капитаны и помощники швыряли нам монетки, а мы дрались за них, а потом покупали хлеб на то, что удалось собрать. Когда подросли, стали покупать выпивку.

— Теплые воспоминания? — спросил Тефе.

Старший помощник фыркнул:

— Нет, капитан. Один-единственный медяк часто определял, что я буду сегодня есть — свежий теплый хлеб или заплесневелые ошметки, которые мы наскребали, чтобы кидать в богов. — Форн мотнул головой в сторону домов. — Здесь не то место, где детям хорошо. Не думаю, что половина моих сверстников дожила до того возраста, в котором можно покинуть дом. А из тех, кто дожил, большинство так никуда и не перебралось. Уверен, некоторых мы увидим сегодня там, у дороги. Они будут все так же кричать во славу Господа и надеяться поймать медяк.

— Так швырни им парочку монет, — предложил Тефе. — Вечером за выпивкой они помянут тебя добрым словом.

Форн покачал головой и посмотрел вдаль.

— Буду бросать их детям, — сказал он. — Им нужнее. Кто-то из них еще может отсюда убраться. Как я когда-то.

При этих словах старший помощник кисло улыбнулся капитану и отстранился.

Тефе не стал настаивать на продолжении разговора. Вместо этого обернулся, чтобы взглянуть на бога, надежно запертого в узорной клетке, железные прутья которой были слишком толстыми для побега, но сплетались в достаточно крупные ячейки, чтобы свободно бросать сквозь них гнилые овощи. Клетку охраняла дюжина конвоиров из тюрьмы, одетых в расшитые красным, золотым и черным ливреи. Конвоиры вооружились пиками из железа второй выделки. Пики, хоть и церемониальные, были наточены и сбалансированы — подходили и для нападения, и для воспитания. На коротком пути в тюрьму боги не раз пытались бежать. Случалось и так, что немногочисленные их сторонники пробовали спасти своих повелителей.

Но вот то место, куда предстояло попасть богам или их последователям, было совершенно иным. На внутреннем городе Зова Епархии лежала печать Самого Господа, его окружало узорное кольцо из железа первой выделки. Ни один из богов, ослабленных и лишенных своей изначальной силы, не мог и надеяться на побег. Последователи Господа также не приближались к кольцу, хотя и по совершенно другой причине. Зная, что даже крохотный кусочек железа первой выделки можно сбыть за столько медяков, сколько не увидишь и за год, потенциальные воры знали и то, что кража материала Опечатанного Кольца обрекает на пожирание души. На смерть после смерти.

Тефе содрогнулся при одной мысли об этом и перевел взгляд на самого бога. Сквозь прутья решетки тот смотрел прямо на него.

Между Тефе и богом вклинился священник Эндсо.

— Капитан, мы готовы, — объявил он.

Священник был облачен в превосходные одеяния — зеленые и золотые — и в правой руке держал жезл. Тефе знал, что Эндсо будет вышагивать достаточно близко к клетке, чтобы всем казалось, что именно он поймал бога и контролирует его, — но не настолько близко, чтобы зеваки, целясь в бога, попадали в самого священника.

— Мы готовы, — повторил Эндсо. — Славный денек для парадного марша!

Тефе бросил взгляд на Форна, который сдержанно закатил глаза. Они оба повернулись к проспекту, у обочин которого уже собрались толпы зрителей, глумившиеся над богом и готовые осыпать его проклятиями, когда он будет проезжать мимо. Стражи у ворот кивнули капитану; теперь ворота распахнулись настежь.

Тефе глубоко вдохнул, запустил руку в сумку с медяками и сделал первый шаг вперед — к проспекту и к темнице для богов.

— Как вы себя чувствуете, капитан Тефе? — спросил старший епископ Чок.

Сам Чок и два других епископа сидели за длинным изогнутым столом темного мыльного дерева в конференц-зале разросшейся Епархии, которая занимала чуть ли не весь город, в котором формально располагалась. Перед каждым лежала стопка бумаг. Тефе стоял перед ними.

— Вас, кажется, что-то отвлекает? — добавил епископ.

— Прошу прощения, ваше преосвященство, — извинился Тефе. — Я вспоминал наш парад после прибытия.

— Вот как! Он доставил вам удовольствие, капитан? — спросил Чок.

— Продемонстрировать верным слугам Нашего Господа его силу, перед которой склоняются даже боги, — всегда огромная честь.