Люди в красном. Сборник

— Но ты со всеми одинакова, — заключил Тефе.

Это замечание заслужило с ее стороны быстрого, хоть и чувственного, поцелуя в щеку.

— Рада, что вы так думаете. Я стараюсь, чтобы так казалось всем.

Пальцы Шелли скользнули по руке капитана, чтобы забрать статуэтку.

— Уссе сказал: продавец поведал ему, что в древние времена считалось, будто воробьи сопровождают души после смерти.

— И как ты это восприняла? — спросил Тефе.

— Это меня опечалило, — ответила Шелли, не отводя глаз от фигурки. — Особенно после того, как Брэн погиб. Я представляла себе воробья, который его поджидал — сидел и терпеливо смотрел, как он мучительно умирает.

Она содрогнулась и поставила птичку на место.

— Мне больше нравится сегодняшняя интерпретация этого слова. Не проводники душ умерших, но утешители душ живых.

— Душ ли? — спросил Тефе; настала его очередь легонько ее поддразнить.

Шелли широко улыбнулась и подтолкнула капитана к постели, тот не сопротивлялся.

— Да, мой капитан, их душ, — сказала Шелли, прижимаясь к Тефе всем телом. — Как насчет вашей души, прямо сейчас?

Тефе обнял ее, и они слились в долгом поцелуе.

— Признаюсь честно — гораздо лучше, чем до этого, — ответил капитан, когда они оторвались друг от друга.

Шелли немного помедлила, не открывая глаз, с улыбкой на приоткрытых губах, а затем отстранилась.

— Но не так хорошо, как могло бы быть.

— Ты можешь сказать об этом по поцелую? — спросил Тефе.

— Могу сказать по вам, — ответила она.

Тефе улыбнулся.

— Вот из-за этих твоих способностей я здесь, — заметил он. — Твои воробьихи заботятся о команде.

— Да, — подтвердила Шелли.

— А ты — об офицерах.

Шелли улыбнулась:

— Капитан, думаю, вы прекрасно знаете, в чем заключается моя работа и о ком я забочусь. Ко мне ходят все офицеры, и мог бы прийти священник Эндсо — если бы посмел переступить порог Воробьятника. Но он скорее взойдет на костер.

— И как у них с верой? — спросил Тефе.

Шелли недоуменно посмотрела на него, но затем выражение ее лица изменилось.

— С вашей стороны умно задать мне этот вопрос.

— Я не стремлюсь казаться умным, — ответил Тефе.

— Да, — согласилась Шелли. — Я знаю, почему вы спрашиваете. Нападение у Амен-Кура. Число сражений, в которых «Праведник» принял участие в этом рейсе. Агрессия со стороны бога. Разговоры о непослушании других богов.

Тефе был поражен.

— Слухи уже разнеслись? — спросил он.

— Нет, не слухи. Священник Эндсо и не подумал воспользоваться лейтенантом Истой по-тихому. Сейчас в курсе весь «Праведник».

— Глупец, — пробормотал Тефе.

— Это богохульство, — легко заметила Шелли.

— Я не сказал «глупый священник», я сказал «глупец», — подчеркнул Тефе.

— Вот еще одна «умность», к которой, говорите, вы не стремитесь.

— Нил — командор Форн — считает, что из-за последних событий вера у людей ослабла, — продолжил Тефе, возвращаясь к теме. — Ты сама это замечаешь? А другие воробьихи?

— Мы специально не искали ответа на этот вопрос, — объяснила Шелли. — Команда приходит сюда снять напряжение, получить свою толику удовольствия, но вы знаете — мы даем не только это. Мы поддерживаем их и по-другому. Мы слушаем и слышим, позволяем им быть не теми, кем им приходится быть на службе или в обществе других членов команды.

— И?

— Сейчас, когда вы об этом заговорили… Многие из тех, с кем были я и другие воробьихи, в этом рейсе хотели получить еще что-то, не только снять напряжение, — сказала Шелли. — Нет, конечно, снять напряжение они не отказываются. Но еще их тянет поговорить. Им хочется, чтобы их держали за руку, к ним прикасались — и не только в качестве прелюдии. — Шелли махнула рукой в сторону статуэтки. — Они дарят нам разные безделушки.

— Они обеспокоены, — подытожил Тефе.

— Думаю, дело не только в этом, — сказала Шелли. — Иен, мы с вами вместе уже третий рейс — и на этом корабле, и на «Святом». И раньше у нас были рейсы. Скажите, нынешний рейс — вам не кажется, что он какой-то другой?

— Мы потерпели поражения, которых не было раньше. Естественно, они порождают сомнения.

— Не знаю. Команда, может быть, сомневается, потому что ей приходится осмысливать свое поражение. Но если нас победили из-за того, что в нас закрались сомнения?

— Я в этом не уверен, — откликнулся Тефе.

— Я тоже, — кивнула Шелли. — Но у меня такое чувство, Иен, что проблема гораздо глубже. Это чувство живет во мне с самого начала рейса, но до сих пор у меня не находилось нужных слов. Чтобы привлечь мое внимание, потребовались вы.

— И ты считаешь, это связано с ослаблением веры в нашей команде, — заключил Тефе.

— Может, и так. Мужчины знают то, что знают. Чувствуют то, что чувствуют. В душе, в тех местах, через которые проходит Наш Господь, они чувствуют то же, что и он. Другие боги бросают ему вызов — вызов серьезный, какого не бросали уже несколько столетий. Если мы сами чувствуем в себе то же, что и Господь, может быть, мы все чувствуем кое-что новое.

— Что же? — спросил Тефе.

— Страх.

— Вот это уже настоящее богохульство, — сказал Тефе, помолчав.

Шелли улыбнулась:

— Смысл жизни воробьихи в утешении верующих, — по крайней мере, так говорится в скрижалях. Если эти мои слова служат вам утешением, тогда Наш Господь может меня простить.

— Твои слова служат мне чем угодно, только не утешением, — заметил Тефе.

Шелли поднялась с кресла, позволив поясу распуститься, — под халатиком взгляду открылась изумительно гладкая кожа. Воробьиха склонилась к Тефе.

— Я этому не верю, — сказала Шелли. — Вы — капитан. И вы — тот, кто вы есть. Если что-то воздействует на команду, вы не успокоитесь, пока не найдете причину. Пока не поймете, в чем дело. Если мои слова вас утешить не могут, вы найдете утешение в знании. Меня это вполне устроит.

Шелли склонилась над Тефе. Халатик распахнулся, тонкая серебряная цепочка с железным Талантом раскачивалась между небольшими сосками идеальной формы. Тефе нестерпимо хотелось взять один из них в рот, что он и сделал. Шелли застонала и опустила капитану руку на затылок, прижимая к себе. Тефе еще плотнее обхватил сосок губами и принялся легонько его покусывать.

Тефе страстно возжелал Шелли с первой встречи — еще на «Святом», где служил первым помощником. Прежде всего ему понравились слова, которые Шелли произносила теплым негромким голосом. Голосом, столь не соответствующим дистанции и протоколу Высокой речи, которую продвигала Боевая Епархия. Понравился ее говор, который юный Тефе освоил далеко не сразу, но от которого потом уже не смог отказаться. Слова Шелли, неформальные и манящие, срывались с ее губ и находили в Тефе благодарного слушателя. Прочие качества Шелли стали очевидны довольно быстро; нет, не физические — у офицеров была своя воробьиха, — но способность к пониманию, ум и практическое знание корабля и команды. Когда Тефе предложили командовать «Праведником», он потребовал, чтобы Шелли стала старшей воробьихой.

И он, разумеется, приписал ее к офицерам.

Шелли раздела Тефе со свойственной воробьихам эффективностью, уселась на нем, взялась за член и принялась поглаживать. Перед глазами у капитана вновь оказался Талант воробьихи, сейчас он раскачивался из стороны в сторону. Тефе схватил его.

— Я до сих пор не знаю, в чем сила твоего Таланта, — сказал капитан.

— Думаю, знаете, — ответила Шелли, быстрым движением направив член в желанную для обоих цель.

Тефе обхватил Шелли за талию и поднялся на ноги, она засмеялась; воробьиха плотно обхватила его за шею, чтобы он не выскользнул. Развернувшись вместе с Шелли, Тефе толкнул женщину на постель, одновременно входя глубже.

— Знакомое ощущение, — заметила Шелли.

— Молчи, — сказал Тефе, делая второй толчок — на этот раз сильнее.

Руки воробьихи соскользнули с его шеи, обхватили его бедра, умоляя продолжать. Тефе повиновался. Шелли застонала от наслаждения.