Голодная (ЛП)

Оказавшись снаружи, я отбросила костыли, потому что они только мешали мне. Я не знаю, то ли это из-за адреналина, или подействовало лекарство в пластыре, но я не чувствовала боли, пока брела по дороге. Или, может быть, я ничего не чувствовала, потому что боль из-за предательства стольких близких была слишком велика.

* * *

Через город я шла, низко опустив голову. Переходя дорогу недалеко от ржавой синей машины, припаркованной возле дома, я опасалась, что мама Бэзила где-то поблизости. До тех пор, пока я не свернула за угол и не достигла жалкой речушки и мёртвых деревьев, я не чувствовала себя в безопасности, но я всё ещё спешила, потому что, кто бы ни жил на футбольном поле, они могли быть так же опасны, как и люди в городе. Вдалеке я слышала сирены, но не видела никаких вспышек на грязной дороге. Я представляла, как агенты безопасности в этот момент обыскивают клинику, вытягивая пациентов из каталок, переворачивая кровати и разбивая оборудование, требуя от удивлённых врачей и сестёр найти меня. Кто-то бежит по дороге навстречу мне Может быть, любитель острых ощущений жаждет узнать, почему воют сирены. Я делаю шаг в сторону, чтобы освободить дорогу, но, пробежав, он останавливается, разворачивается и бежит ко мне.

Поражённая, я делаю рывок влево, прочь от реки, но из-за ноги не могу двигаться быстро. Оглядываясь через плечо, вижу, что человек в шляпе, скрывающей лицо, уже догоняет меня. Может быть Рибальд, которого послала мать Бэзила, чтобы найти меня? Я пытаюсь бежать быстрее, но спотыкаюсь и падаю. Растянувшись на обочине дороги, я оглядываюсь и вижу, что человек нависает надо мной. Начинаю кричать и отбиваться, и тут понимаю, что это Бэзил протягивает мне руку. Он сменил куртку и брюки, которые ему дала Файо, на неопределённого цвета комбинезон и тёмно-серую кепку механика.

— Слава Богу, я тебя нашёл, — прокричал он и сжал меня в объятиях. Он держал меня так крепко, что я едва могла дышать. — Я думал, что потерял тебя. Я думал, что ты ушла, — бормотал он мне в волосы, и снова и снова целовал меня в макушку.

— Бэзил, — я попыталась освободиться из его объятий. — Отпусти. Отпусти меня.

— Мне так жаль, — сказал он охрипшим от волнения голосом. — Я совсем не хотел сказать то, что сказал.

Я схватила его за плечи и оттолкнула, крича: — Ты должен уходить отсюда! Они знают, как мы выглядим.

Он сжал меня ещё крепче: — Я знаю, я всё видел на экране моей мамы.

Я перестала вырываться и позволила себе прижаться к нему. Я ненавидела то, как хорошо было в его объятиях, и когда, наконец, из глаз полились слёзы, я прорыдала, — Все предали меня!

Здоровой рукой он отстранил меня так, чтобы видеть моё лицо. — Это было подстроено. Они либо заплатили тем людям, либо заставили их сказать все эти вещи, либо вырвали их слова из контекста. Язя. Файо. Тот идиот с табличкой. Всё это неправда.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что они всегда так поступают. Они притворяются, что СМИ независимые, но это не так. Они манипулируют людьми. Перевирают слова и редактируют картинку так, как им выгодно. — Он приподнял моё лицо. — К тому же Язя никогда бы так не поступила с тобой. Она бы просто не смогла, и ты знаешь это.

Я пытаюсь восстановить прерывистое дыхание и перестать плакать. — Ты уверен?

— Абсолютно, — отвечает он.

— А как насчёт тебя? Как насчёт всех тех ужасных вещёй, которые ты говорил?

— Я ошибался, — произнёс он и прижал меня к себе. Поверх его плеча я увидела облако пыли, двигающееся вниз по дороге из города. — Я пошёл искать тебя, потому что, когда я перестал быть идиотом и вернулся, чтобы извиниться, тебя уже не было.

— Я видела тебя, когда ты сидел на дереве. — Облако пыли приближалось, и уже можно был слышен рёв двигателя.

— Я подумал, что разозлил тебя так сильно, что ты ушла. Но потом я увидел новости и понял, что должен найти тебя и убедиться, что ты в безопасности.

Я прижалась к нему ещё теснее. — Я тоже.

Облако пыли пронеслось по дороге мимо. Мы отвернулись, прикрыв глаза, а затем услышали, как машина заскользила на повороте. Мы посмотрели туда и увидели, как мама Бэзила тычет в нас пальцем через окно. Водитель начал разворачиваться. Грязь и камни летели из-под колёс.

— Нам нужно убираться отсюда! — прокричал Бэзил. Я побежала в сторону от реки, но он схватил меня за руку и потащил за машиной через дорогу.

— Что ты делаешь? — я изо всех сил старалась не отставать, пока он почти тащил меня вниз по реке и на другой берег в сторону футбольного поля. — Мы не можем идти туда!

— У нас нет другого выхода! — прокричал он.

Голубая машина развернулась, съехала с дороги и, подскакивая и прыгая на ухабах, неслась прямо на нас. Не доехав, она с громким шумом и треском съехала в канаву. Как раз когда мы подбегали к скоплению лачуг, из буксующей машины выбрались двое мужчин и бросились за нами вдогонку. Я оглянулась ещё раз и увидела, как мама Бэзила стоит возле машины со скрещёнными руками, ожидая пока нас поймают.

* * *

Быстро и осторожно мы пробираемся по лабиринту покосившихся лачуг, выхватывая обрывки жизней обитателей сквозь хлипкие стены и самодельные окна. Кто-то моется в ведре, спит, две женщины выясняют отношения, обнимающаяся парочка. Все люди тощие и измождённые. Когда, проходя мимо, мы задеваем кого-нибудь локтем, кто-то огрызается или бормочет ерунду, но большинство предпочитает не обращать на нас внимания. В свою очередь, сворачивая за очередной угол, мы пытаемся увеличить расстояние между нами и преследователями, пока внезапно не оказываемся на открытом пространстве: что-то вроде двора в центре беспорядочного нагромождения домов, на котором люди собрались отдельными группками. Некоторые сидят в одиночестве, уставившись в землю. Я увидела мужчину, набравшего горсть земли и засунувшего её в рот.

— Бэзил, — пыхтя, произношу я. — Я больше не могу идти. — Я не могу наступать на ногу.

Он кладёт мою руку себе через плечо, чтобы помочь мне.

— У тебя рука болит, — говорю я.

— С ней всё в порядке, — отвечает он. — Если мы переберёмся на другую сторону, я знаю, где мы можно укрыться.

Мы медленно движемся, держась края двора, готовые нырнуть обратно в лабиринт, если возникнет необходимость. Я ловлю обрывки разговоров, когда мы проходим мимо людей.

— Говорят, что она умерла от недоедания.

— ... нет, какой-то вид аллергической реакции.

— Он забирает их яйца.

— Вы знаете, что они убили её.

— ... говорят это ферма.

— А что с остальными?

— Они были глупцами, даже просто попытавшись.

И тут я замечаю знакомое женское лицо с пурпурными кончиками волос. Я пытаюсь вспомнить её. — Зара? — неуверенно спрашиваю я. Она поворачивается и, нахмурившись, смотрит на меня. — Хм, мм, привет. — Неловко бормочу я. Бэзил тянет меня дальше, но я отрицательно мотаю головой. — Мы встречались в реабилитационном центре, — объясняю я ей, видя, что она не узнаёт меня, но, надеясь, что всё-таки поможет.

— Когда это? — фыркая, спрашивает она.

— Совсем недавно, у доктора Деметер.

— Прости, говорит она. — Я не помню.

— Ничего страшного, — отвечаю я. — Как ты здесь оказалась?

Она пожимает плечами. — Если коротко, то я улизнула, когда однажды ночью началось светопреставление. Встретилась с этим землеедом. — Она пихает локтем парня рядом с ней, который нервно улыбается. — Он рассказал мне об этом месте, где никто нас не побеспокоит. Я решила, что лучше попытать шанс здесь, чем и дальше торчать у этого мерзкого докторишки. А ты? Как ты выбралась оттуда?

Пока я пытаюсь придумать правдоподобный ответ, во двор вбегает мужчина. Он смотрит на нас, тычет пальцем и кричит: — Попались! — и меня осеняет. — Это Гарви из клиники. С другой стороны выбегает ещё один. Он большой и уродливый, с татуировкой на лице. — Рибальд! — вопит Гарви. — Вот они!