Голодная (ЛП)

— Но здесь нет электричества. И, скорее всего, воды. — Он отвернулся, пожимая плечами.

После того, как я проковыляла на своих костылях ещё минут десять, мы подошли к домикам, стоящим на извилистой улице вдоль высохшего русла. Большая часть из них была в лучшем состоянии, чем те, что мы видели в городе, в них все четыре стены были на месте, но Бэзил двинулся в сторону одного из самых странных зданий. Крыша с одной стороны покосилась, а большая часть окон была разбита или вынута. Всевозможные предметы были собраны в странные статуи, громоздящиеся во дворе перед входом. Старые экраны от телевизоров и компьютерные мониторы были сложены в виде лестницы, ведущей в никуда. От лёгкого ветерка ярко раскрашенные циркулярные пилы и бестелесные лопасти вертолета, прикреплённые к металлическому столбу кружились, а старые столовые приборы — вилки, ножи, ложки и чашки танцевали и звенели на хрупких ветвях ещё одного мёртвого дерева. Куда бы я ни посмотрела, я видела, как люди и животные наблюдают за нами сверкающими глазами и улыбаются сжатыми губами. Самое печальное, что большинство из этих творений рассыпалось в прах, покрыв землю осколками прошлого, которым я не могла дать правильное название. Единственным объектом, который выглядел рабочим, была высокая мельница, пристроенная к трубе, торчащей из земли.

— Что это такое? — спросила я.

— Ветронасосный агрегат, — объяснил мне Бэзил. — Тебе нравится?

— Каким образом он может качать воду из воздуха? — спросила я.

Он покачал головой: — Это не Водяная Мельница, это насос. Видишь трубу, она идет вниз до грунтовых вод и тянет воду наверх. Затем я провёл трубу, которая подаёт воду из бака в дом.

— Постой, — прервала я его. — Это ты её сконструировал?

Он кивнул.

— Ты построил все эти штуки? — я обвела рукой странные скульптуры.

— Нет, — ответил он, слегка сконфужено. — Это работа моего папы.

— Ох, — произнесла я. — А что насчёт этого? — я указала на заржавевший голубой автомобиль с разномастными колёсами, стоящий возле входной двери.

— Это машина моей мамы, — сказал Бэзил, смущаясь всё больше.

— Так это дом твоего детства? — уточнила я.

— Ага, — ответил он. — Довольно плачевно, не правда ли?

— Ох, Бэзил, — пробормотала я, чувствуя себя слегка неуютно. — Я всегда знала, что моя семья богата из-за значимости работы моих родителей, но я и понятия не имела, что люди могут жить в таких условиях. Я думала, что все отличия в моделях Разумобилей и автоматизации домов, но это... — Я не смогла закончить фразу, потому что готова была заплакать.

— Теперь ты понимаешь, насколько важна Ана для таких людей как мы?

В этот самый момент меня ударило осознание, такое же ужасное, как и оранжевый воздух, который поразил меня полчаса назад. Дело не в том, что я смогу доказать моей маме и Ахимсе, что они не правы. И не в том, чтобы Единый Мир позволил таким людям, как Ана, говорить о еде. Было ещё кое-что, происходящее в мире, и я почувствовала настоящий страх. Что-то более страшное, чем когда нас обстреляли, или мы бежали от Пико и Айрис, потому что реальность во Внешнем Круге не временная. И люди, наполнившие Внутренний Круг, протестующие против ареста Аны хотят большего, чем просто её освобождения. Им нужны их жизни.

Я чувствовала себя неразумным младенцем, который не понимал всего происходящего. Я чувствовала себя непосвящённой. И беспокоило даже то, что я поняла впервые в жизни, что справедливость для людей, живущих здесь, может иметь другое значение, чем для людей моего круга. — Безил, — начала было говорить я, но не смогла закончить. Как я могла сказать ему, что беспокоюсь о своих близких сейчас, когда они назначили цену за его голову?

— Слушай, — он сжал моё плечо. — Это всё ошеломляет, я знаю. И мы оба устали. Нам нужно отдохнуть и дать себе несколько дней на восстановление.

— Здесь? — спросила я, обводя взглядом развалины и разрушения. Затем я притормозила, пытаясь выглядеть менее испуганной, чем на самом деле. — Прости меня. Я уверена, что всё не так плохо, как выглядит.

— Нет. — Здоровой рукой он взялся за ручку входной двери. — Всё гораздо хуже.

* * *

— Мама, — позвал Бэзил, когда мы вошли. — Мам, это Эли. — Мы осторожно прошли по тёмной захламлённой комнате на звук, исходящий от телевизора в задней части дома. Внутри помещения висел тяжёлый, спёртый из-за дыма кудзара воздух. Мне захотелось выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха.

— Она ведь не узнает тебя, — прошептала я Бэзилу.

— Я не уверен, что она смогла бы меня узнать, даже если бы я выглядел как обычно. — Прошептал он в ответ.

— Всё не может быть настолько плохо.

— Хочешь поспорить?

Когда мы нашли его мать, она лежала, растянувшись поперёк грязного оранжевого дивана, одна рука свисала на пол рядом с пустыми бутылочками синтамила. Кожа на её лице с впалыми щеками была серого цвета. Тёмные волосы с седыми прядями закрывали лицо. Экран громко орал и мигал, но она не обращала на него ни малейшего внимания.

— Она что...? — У меня перехватило дыхание.

— Жива? — Безил закончил моё предложение бесстрастным тоном. Он нашел пульт и вручную уменьшил звук. — Не узнаем, пока не проверим. — Он пробрался через завалы, присел перед ней на корточки, и уставился на неё, как будто рассматривал что-то смутно знакомое. — Мам. — Он потряс её костлявое плечо. — Мам, проснись. — Он потряс сильнее. — Эй, мам. Элис! — позвал он, тряся ещё сильнее.

— Какого чёрта! — закричала она, проснувшись, и начала отбиваться руками и ногами. — Кто ты такой? Что тебе нужно? — Она засунула руку под подушку, лихорадочно ища что-то.

— Это Эли, — прокричал Бэзил, отшатнувшись от неё. — Твой сын.

— Ты не выглядишь как Эли. — Женщина неуверенно прищурилась и вытащила из-под подушки нож. Я отскочила в сторону и затаила дыхание.

— Что бы тебе ни казалось, — произнёс он, подняв руки вверх, — Это я.

Она наморщила лоб. — Кто тогда она? — она ножом указала в мою сторону.

— Друг, — объяснил он ей. — Нам нужно где-нибудь пережить пару ночей.

— Откуда мне знать, что вы те за кого себя выдаете? — спросила она его.

Он вздохнул с таким видом, как будто не раз участвовал в подобной сцене. — Элайа Робб Минтнер. Родился двадцать девятого марта. Семнадцать лет. Сын Элис Джейн МакХилл и Роберта "Малыша" Минтнера. Младший брат Арол Джеймс Минтнер, родившегося третьего июля, умершего двенадцать лет назад восемнадцатого сентября. У меня есть родимое пятно на заднице в форме носка и шрам на голени, который я получил в шесть лет в результате падения.

Внезапно женщина разрыдалась. Она всхлипывала так, как будто только что потеряла всё на свете. Бэзил повернул голову в мою сторону, закатил глаза и одними губами прошептал: — Прости. — Я была слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово.

— Может быть, ты хочешь закурить, ма? Подать тебе кудзар? — Он поискал упаковку на захламленном столике рядом с диваном.

— Да, — пробормотала она сквозь рыдания. — Подай мне сигарету, милый. Это уймёт мои нервы. — Она протянула трясущуюся руку. Бэзил откопал помятую пачку, вытащил кудзар, прикурил и глубоко затянулся, прежде чем передать ей. Она сделала глубокую затяжку, сбила пепел и шумно выдохнула. Как будто следуя знакомому ритуалу, он зажёг ещё одну. — Как насчёт того, чтобы отложить нож? — спросил он, затем протянул ей второй кудзар, а она тем временем смахнула первый окурок на коврик.

— Ты и понятия не имеешь, что значит жить здесь, — произнесла она всё ещё дрожащим голосом. — Мне нужно защищать себя. Особенно сейчас, когда эти чертовы землееды живут на футбольном поле.

Бэзил нахмурился. — Кто они?

— Кто их знает? — она вытерла глаза тыльной стороной ладони и села чуть ровнее. — Зачем ты вернулся? — спросила она с сопением. — И что это за девушка? Не похоже, что она из здешних краёв.

— Просто проходил мимо. Захотел проверить как у тебя дела.