Тутти Кванти

И оба засмеялись. Ревнитель на свой лад: распахнуто, светозарно, точно впуская в кубатуру культовой бледно-фиолетовые звездные лучи. Правая рука — на свой: со всхлипами, чавкающе, точно кто-то натужно пробирался через болото.

— Богатая идея! — вырвалось у него между чавканьями. — Богатая идея!..

21

Маломощная пороховая пушка игрушечно хлопнула ровно в полдень, оборвав нескончаемую печальную мелодию. И все собравшиеся в пышном и ухоженном саду крематория смиренно задрали головы кверху. Там, на высоте двухсот метров, выстреленная капсула, черная и потому отчетливо видимая, запрограммированно раскрылась, бросив навстречу подоспевшему порыву верхового ветра прах великомученика — бывшего председателя совета директоров концерна «ПИЗЭ» профессора Грж. Крошечное серое облачко на мгновение компактно зависло, но тотчас же, плененное могучим воздушным током, дернулось вбок, было безжалостно растерзано и развеяно в пространстве.

Траурная церемония закончилась.

…Когда-то, на ранних эволюционных витках, почивший трафальер — старость ли оборвала его жизнь, или болезнь, или рука недруга — вверял свое тленное тело заботам родни и погребальных служб. Близкие убивались над усопшим, судорожно рыдали на его неподатливой груди, смятенно вглядывались в искаженные смертью и оттого пугающие черты, колотились в истериках, призывая восстать из деревянного пристанища и порой пытаясь помочь ему в этом, исступленно целовали стылое чело, запоминая губами вкус небытия, теряли сознание, а то и рассудок, иной же раз, случалось, не выдерживая муки прощания, отправлялись без промедления за ним вдогонку.

За тысячелетия мудрая эволюция преобразила физическое устройство жителей планеты, избавив их от чреватых тяжкими эксцессами похоронных процедур. Как только иссякали — под воздействием лет или болезней — жизненные ресурсы, отпущенные природой данному трафальеру, его плоть единовременно и молниеносно распадалась, а выделившаяся при этом тепловая энергия устремлялась ввысь легким, прозрачным подобием дыма. На месте живого существа оставалась чуть теплая горстка праха.

Поначалу прах подвергали захоронению по аналогии с прежним ритуалом, но постепенно отпало и это действо. Ибо население справедливо рассудило: раз уж дух опочившего тянется к облаку плывущему, быть там и праху его. С древних тех пор сохранился и способ предания останков воздуху — с помощью чугунных пушек, которые отливались как точные копии своей прародительницы.

За ненадобностью с течением лет позапустели бесчисленные кладбища, и на их месте были разбиты богатые ботанические сады, в кущах которых и таились обрядовые пушчонки. Там же, в садах, стали возводить и небольшие крематории для сжигания убиенных, то есть тех, чье существование было пресечено насильственно — до расточения жизненного ресурса: в этом единственном случае плоть не распадалась. Не распадалась она, естественно, и при самоубийствах.

Доктор Грж, экранно и печатно опозоренный на всю планету, покончил с собой после годичного расследования венком терцетов своих преступлений против нации. Раздавленный клеветой и унижениями, он прибег к первой и последней в жизни хитрости: предложил мучителям отвезти его к генеральному аккумулятору звездной энергии, чтобы открыть тайну ее спекулятивных перераспределений. Окруженный плотоядным кольцом вероносцев, уже мечтательно прыгнувших в предвкушении удачи через несколько иерархических ступеней, доктор подошел к гудящему от чудовищного напряжения трансформатору, вошел в него, приглашая терцетчиков внимательно наблюдать за ним, и бросился на металлические пластины.

Звездная энергия, приручению и укрощению которой он отдал всю жизнь, эту жизнь приняла, испепелив немощное тело.

Таким образом доктор Грж избежал кремации — хотя известие о его кончине фигурировало в «Уголовной хронике» ежедневок в подразделе «Самоубийства» — и отправился в пространство, вслед за своим духом, как добропорядочный мирянин, исчерпавший отпущенный ему ресурс…

Доведись такому почтенному трафальеру, каким был доктор Грж, упокоиться при обычных обстоятельствах, на ритуале вознесения толпилось бы полгорода, а теперь из сада вытекла хилая беззвучная струйка горожан, увлекшая за собой еще несколько разрозненных капель…

В арьергарде тягучей процессии плелось подобие физической лаборатории концерна «ПИЗЭ». Ни шеф лаборатории, ни молчаливое большинство, кроме Эо и Пф, не рискнули проститься с растоптанным исследователем. Не было, конечно, и члена контролеума профсоюза энергетиков Кх, осененного расположением городского синклита и переключенного им на следственное поприще.

— Как вы полагаете, коллега Пф, нам когда-нибудь удастся сладить с этим обжорой, выгрызающим наши внутренности? — не отрывая взгляда от пластиковой дорожки, подавленно спросил доктор Ск. — Я имею в виду совесть. Или ваша ручная?

Болезненная гримаса дернула лицо философа-объективиста, но он ничего не ответил.

— Я вот все думаю, как бы поступил каждый из участников полемики вокруг этих проклятых «свс», знай он, какая трагедия затаилась впереди? — продолжал Ск, оставляя в покое бывшего оппонента. — И как мы, мнящие себя порядочными гражданами, должны были поступить, видя, что из древнего культового сундучья извлечено подлейшее оружие — терцеты?

— Вероятно, мы не вправе примазываться к науке, раз по взятым реактивам не смогли ни предречь, ни вычислить течение грандиозной реакции, ползуче разъевшей всю планету, — быстро и с тихим ожесточением среагировала Эо. — Вероятно, мы не вправе претендовать и на титул «порядочный трафальер», раз до сей поры не знаем, как следовало поступить, а в итоге не поступили и не поступаем никак.

— Уж не хотите ли вы сказать, что вам известно, как можно было предотвратить планетарный катаклизм?

— Хочу сказать больше: это и вам было известно, коллега Ск. — Эо остановилась, задерживая всех остальных. — Донос на доктора Грж надо было передать любой телестудии и выступить с его опровержением: ведь в тот день совместными усилиями мы нашли неотразимые доказательства невиновности профессора.

— Бездонная наивность! — хмуро буркнул доктор Лц. — Неужели, дорогая Эо, вы думаете, что телебой доносу — если бы культовики вообще позволили его дать! — хотя бы приостановил ту катастрофу, которую принесла с собой эпидемия «свс»?!

— Один выигранный телебой дал бы одну единицу успеха, множество боев — общенациональную победу! — отразила наскок Эо. — Соглашусь, что красиво это выглядит лишь в теории. Беда, что не оказалось практиков, способных приступить к практике!

- Что ж вы-то не подались в практики, если вам все так было ясно? — конфузливо пробурчал Ск.

— По той же причине, по которой этого не сделали вы и сонмы наших соотечественников: мы не являемся не только порядочными, но, очевидно, и просто гражданами — в строгом смысле данного понятия. Истинный гражданин не будет гадать, что принесет благородный поступок, — он совершит его. Таких поступков-сопротивлений — или новых проявлений скверны, как именуют их телеканалы и ежедневки, — совершается ничтожно мало. Значит, столько же на планете и настоящих трафальеров. Если это не вырождение нации, то что это?

— Вырождение, и ничего больше! — Вг горячечно схватил Эо за локоть. — Но если стало возможным вырождение, разве невозможно возрождение?.. Вспомним о боязливых, о которых мы по справедливости говорили с презрением. Но им, как оказалось, несть числа!.. Чтобы вырваться из тупика отчаяния, давайте отбросим неплодотворное сейчас презрение и рассудим иначе: а может быть, боязливые нуждаются в смельчаках? Может быть, отважные действия — одно, пятое, двадцатое — постепенно отрезвят трусливых и предопределят их возврат в нормальное состояние?

— Вы что-то хотите предложить, молодой гражданин? — Лц мягко улыбнулся.

— Да! Сию же минуту сделать то, о чем говорила Эо и чего мы не сделали сразу: ехать на ближайшую студию и потребовать прямого эфира! Мотивировка — сенсационное заявление государственной важности. И изложить всю нашу аргументацию.