Тутти Кванти

Бледный, переживший наново неординарную вчерашнюю трагедию, Рв понатужился изобразить улыбку, но перекосился гримасой:

— Как видите, ревнитель, король цифр фирмы «Атом» такого же низкого мнения о нас, как и вы. — И он с жадностью припал к кувшинчику с соком.

— Фанатик… — задумчиво глядя на пьющего Рв, заключил ревнитель. Интонация получилась коктейльная: в ней прозвучали и отчужденность, и снисхождение, и даже почтение. — Фанатик — и больше нечего добавить… А вам сочувствую — вы пережили крайне неприятные мгновения, которые не каждому выпадают. — И переменил тон на непринужденный: — Вы сделали, что могли, благодарю за преданность мне и твердость в вере. Если понадобитесь, я вас разыщу…

Беспрестанно кланяясь, протеже синклита выпятился задом в приемную.

Ткнув пальцем в пенек на опушке рощицы, ревнитель негромко приказал:

— Давай следующего.

В дверях возник присевший от страха Жн. Длинные руки безвольно покачивались вдоль согбенного тела, словно были прикручены к плечам разболтавшимися шурупами. Трясущиеся губы выплясывали витиевато-подобострастное приветствие.

— Пейте! — светозарно улыбнулся ревнитель, указывая на поданные роботом новые кувшинчики. — Пейте и рассказывайте, ничего не тая и ничего не боясь…

Когда технолог начал перемещение к креслу, казалось, на проржавевших насквозь ножных сочленениях, ревнитель едва скрепился, чтобы не прыснуть со смеху. Присев на краешек, Жн неожиданно закрыл глаза, точно погружаясь во вчерашний кошмар.

— Сперва… он сжег ему грудь… а потом уже… почему-то голову… И такая вонь… сладковатая, тошнотворная… А ведь он был крупным ученым… Оказывается, мы все вонючки… Еще немного — он бы спалил и нас. — Жн разжмурился и стеклянно вперился в ревнителя. — «Отступников в пепел!» — крикнул он нам, но промахнулся… А то бы вчера и мы с Рв свое отвоняли…

— Все это я уже знаю, — мягко перебил ревнитель. — Вспомните-ка лучше, что предшествовало трагедии. Как, по вашему мнению, вел следствие старший терцета?

Медленно избавляясь от вчерашнего наваждения, Жн напрягся, силясь угадать, чего от него угодно повелителю. Инстинкт подсказал один вариант ответа, совпавший с внутренним побуждением.

— Он загубил дело! И профессор Плт был бы жив, если бы не он! — Жн цепко следил за реакцией ревнителя и, заметив забрезжившее в его глазах любопытство, принялся объяснять: — Рв что делал? Он все ловил доктора, ставил ему подножки, загонял в тупики, прижимал то с одного бока, то с другого. А что толку? Ведь никаких серьезных доказательств вины Плт у него не было!.. И эта ученая голова легко разбивала все наскоки и ото всего отпиралась… Не-ет, избранный Рв метод изобличения был в корне ошибочен: доктор не из тех, кого загоняют в угол хромой логикой. Зато он из тех, кого можно уговорить, упросить пойти тебе навстречу — он же был тонкой натурой, а такие всегда откликаются на нужду ближнего.

— Так это не у него была нужда в вашем участии — чтобы спастись?! — бесконтрольно вырвалось у ревнителя. — Это, оказывается, у вас была нужда в профессорском добровольном признании, которое утопило бы его и вознесло вас как терцетчика?!

— У каждого своя нужда. — Жн фаталистически потупился. — Мне надо было сладить со своей.

Проповедь чистоплюйства, щепетильности, совестливости в серьезных делах ревнитель объявил бы ханжеской, но эта неукротимая жажда выигрыша, даже если он будет оплачен очень ценной жизнью, слегка покоробила и его, правда, не столько сама жажда, сколько абсолютно, казалось бы, парадоксальная для выражения ее сути форма — жалостливого выклянчивания, нищенского вымогательства. «По природе этот технолог хладнокровный циник, — подумалось походя, — и беспринципный холуй. Если содержать его в строгом ошейнике, он станет полезным штатным приспешником с самобытным почерком». Погасив затлевшую было неприязнь, он лученосно улыбнулся:

— Я доволен вами, господин Жн. Вы обнаружили матерого хищника и заправски травили его своими зверодавами, натасканными по вашей уникальной методике не на растерзание дичи, а на ее самоликвидацию. — Жн схватил только одно — он чем-то угодил ревнителю. — И в знак оценки вашей своеобычной хватки, ласковой, но удушающей, предлагаю вам службу в синклите главного города Трафальерума.

Технолог механически вскочил и переломился в поясном поклоне. Ликование и преданность перемешались во вспыхнувших глазах. Не умея выразить завьюжившие его чувства, он утробно заурчал и хаотично заманипулировал руками, то прижимая их к груди, то протягивая к ревнителю.

— Никуда из города не отлучайтесь. — Ревнитель жестом остановил суетливые движения. — Вас пригласят для технического собеседования и известят о дне вступления в должность приспешника… — И снова одарил Жн концентрированной улыбкой. — Ступайте с верой…

Когда дверь за обращенным в приспешника технологом затворилась, ревнитель снова потревожил пенек на опушке:

— Директора обыскали?

— Тщательнейшим образом, — ответил приспешник-секретарь.

— Пусть охрана еще раз промнет одежду — не загнал ли он в материю иглы. Потом вводи их.

— Будет исполнено.

Приглашенная компания долго не появлялась, что, безусловно, свидетельствовало о добросовестности обыска. Наконец перед ревнителем предстала живописная высохшая коряга с безумным, прожигающим взором. С боков ее то ли поддерживали под сучки-локти, то ли сдерживали два крепыша-охранника. Ревнитель жестом усадил троицу на диванчик у входа и, начиная психологическую атаку, приладился было к длительному и молчаливому проникновению в сердцевину коряги.

Но финансовый директор фирмы «Атом» смял высокочтимые в здешних стенах намерения…

Он и в молодости был заносчив с патронами и желчен с ровней, за что неоднократно бывал бит и изгоняем вон в очередные ворота, но уроков для себя не извлекал, ни к кому не приноравливался, а лишь мстительно, хотя и неосознанно, наращивал свою неуживчивость. С годами же в нем напрочь атрофировался находившийся в зародыше инстинкт, предупреждающий об опасности, шаткая психика его разрегулировалась окончательно, и он стал невыносим и в служебном, и в личном общении. Сам он от того ничуть не страдал, ибо позывов к сожительству с особями противоположного пола не испытывал, а временных сослуживцев либо не замечал, либо презирал, либо ненавидел. Нынешним сверхпрочным своим положением он был обязан президенту «Атома», который чувств не ведал и, ценя только деловые качества, сортировал сотрудников по принципу: полезен — бесполезен. Последних, раскусив, выгонял, первых возносил, что и выпало в итоге королю цифр Шз. Затиранив вверенный ему аппарат, но добившись оптимальной эффективности его функционирования, он получил в своих действиях карт-бланш от президента, безотчетно распространив его и на все внеслужебные поступки. Неограниченный финансовый самодержец, не замечающий, что властвует лишь в рамках фирмы, но ставший к этому времени фанатичным ратоборцем за чистоту веры, которая без остатка заполонила зияющие пустоты его души, с неизбежностью вызрел — на почве никем до поры не разгаданной узкой психической аномалии — до ощущения полнейшей вседозволенности в связи со своей особой миссией в истреблении скверны. Этим объяснялась его убежденно жестокая расправа над доктором Плт, уникальным исследователем космопластика, гордостью трафальерской науки. Этим была вызвана и мгновенная яростная контратака, предпринятая им в главном культовом кабинете столичного синклита и опрокинувшая психологический эксперимент ревнителя.

— Меня под стражу?! — Дребезжащий пронзительный зуммер, вставленный в горло Шз вместо голосовых связок, включился на полную мощность. — Я сжег вероотступника! И пережег бы их всех! И религия была бы обязана мне великим очищением! Мое имя было бы увековечено на Игле Единения!.. Но меня схватили, обезоружили, бросили в узилище!.. Кто?! Если я вероносец — они веропреступники!.. — Старика пресек приступ кашля, но он совладал с ним. — Меня ввел сюда конвой, — значит, я во вражеском стане, в котором правишь ты! — Желтый сучок-палец сделал фехтовальный выпад в сторону ревнителя. — Ты не ревнитель веры — ты ее осквернитель!