Через сто лет

– Про магараджей? Про магараджей не пойдет… Слушай, я вот что подумала. Вернее, еще тогда подумала, на Соленом холме, когда вы друг против друга стояли. Вам с Беловобловым надо устроить дуэль.

– Как это?

– Да так. В честь прекрасной дамы. Так всегда раньше делали. Это нормальная практика.

Я вспомнил про лорда и про индейца, которые дрались из-за красавицы на пляже, и подумал, что это действительно неплохая идея. Во всяком случае, классическая, так, кажется, это называется – когда все в старинном духе, на саблях, с кружевными воротниками и с хрустальными бокалами. Если Света узнает, что мы бились из-за нее на дуэли, она…

– Она это оценит, – закончила мою мысль Костромина. – Я бы оценила, наверное… Ну, если бы была человеком, само собой. Пойдем к Беловоблову. То есть… то есть, беги к Беловоблову, а я пока подумаю кое о чем. Приходите ко мне домой.

– К тебе? – удивился я.

– Ну да. Ты его только не забудь вызвать, Беловоблова.

– Куда вызвать?

– Не куда, а на что… хотя не вызывай, все равно ничего не поймет. Просто приходите.

– Ладно. Как зубы, кстати?

– А… – с разочарованием сказала Костромина. – Отросли к утру. Но я все равно их вырвала. Снова.

– Глупо, – сказал я. – Ты их вырываешь, они снова отрастают.

– И пускай отрастают, – отмахнулась Костромина. – А я их все равно буду вырывать. Пока не перестанут.

Я пожал плечами.

– Вот я читала, что если собакам из поколения в поколение отрубать хвост, то рано или поздно они начинают рождаться совсем без хвоста, – сказала Кострома. – Я тоже…

– Будешь без хвоста рождаться?

– Дурак, при чем тут хвост? Я о зубах. Постепенно зубы привыкнут и перестанут отрастать.

– А если не перестанут?

– Если не перестанут… – Костромина сжала кулаки. – Что пристал со своими зубами, а?

– Я не приставал… Я…

– Ты сейчас пойдешь к Беловоблову, скажешь ему, что он дурак. Он спросит почему, а ты ему скажешь, что сам не знаешь, но если он придет ко мне, то я ему все подробно объясню. Где живет Беловоблов, помнишь?

Где дом Беловоблова, я помнил, в Ангарном тупике, недалеко, в общем. Побежал туда через дождь, слякоть и прочую бесконечную печаль.

Беловобловы обитали в старом железном ангаре, которых в Ангарном ржавело множество. Между ангарами валялся мелкий железный лом, сор, другая посторонняя рухлядь, из-за которой ангары напоминали норы, откопанные в утильной горе. Я отыскал нору № 3, постучал в дверь, внутри что-то неопределенно рыкнуло, я вошел внутрь.

И сразу заметил Беловоблова. И понял, что он делает. Мой соперник сооружал барабан помасштабнее, видимо, старого ему не хватало. Инструмент он фабриковал весьма оригинальным способом: посреди помещения располагался круглый спил какого-то весьма крупного дерева, и Беловоблов с помощью лома проковыривал в нем дыру. Наверное, таким способом изготавливали барабаны пять тысяч лет назад, какие-нибудь дикари на тропических островах наверняка делали так же. Ковырянием.

– Ты еще углями повыжигай, – посоветовал я.

Беловоблов выдвинулся из своего пня, спросил неприветливо:

– Чего тебе?

– Ничего. Тут одно дело есть… Пойдем к Костроме.

– Сам ходи к своей Костроме, что я там забыл? Мне и здесь хорошо.

Беловоблов принялся снова стучать ломом в дерево. Я слышал, раньше было такое вот шутливое наказание – наказуемого заставляли вычерпывать ломом ведро воды. Для человека это достаточно сложно, для нас – нет. Ведро воды вычерпать, выковырять из бревна барабан, это нам по плечу. Особенно Беловоблову, у него сросшиеся позвонки. Наверное, он мог бы и шилом барабан выковырять или ногтями.

– Костромина хотела поговорить, – сказал я. – На очень серьезную тему.

Беловоблов принялся ковырять дерево энергичнее. Тук, тук. Я подумал, что Беловоблову в школу, наверное, не стоит ходить, его на урановую шахту надо. С ломом. Чтобы ковырять полезные ископаемые. Он один вместо двух комбайнов работать сможет.

– Беловоблов, а зачем тебе барабан? – спросил я.

– А зачем тебе контрабас? – огрызнулся Беловоблов.

Тогда я признался.

– Я хочу подружиться со Светой, – сказал я. – С человеком, который к нам приедет.

Беловоблов посмотрел на меня пристально, Беловоблов нахмурился, промолчал, лом закинул на плечо.

– Я хочу подружиться со Светой, и ты хочешь подружиться со Светой, – сказал я. – А Света не может дружить сразу с двумя, ты это понимаешь?

Беловоблов размышлял почти целую минуту или даже две, затем выдавил:

– Понимаю.

– Должен остаться только один, – повторил я. – Или я, или ты. Вдвоем, сам понимаешь, не очень сподручно.

– С ней еще Сиракузовы дружить хотят, – напомнил Беловоблов.

– Они идиоты, она с ними дружить не станет, – заверил я. – Так что остаемся мы с тобой.

Мой соперник Беловоблов пожал плечами.

– Я слышал, еще один из восьмого класса хочет с ней дружить, – сказал он.

– С чего это? – к.б. возмутился я. – С чего это какой-то там урод собирается дружить с нашей Светой?

– А с чего это она наша Света? – вопросил Беловоблов и перекинул лом из руки в руку.

– А чья же еще? Конечно, наша! Ее ведь в наш класс определили! И пусть другие не подмазываются, верно ведь?

– Пожалуй, – согласился Беловоблов. – Есть смысл.

– И с Сиракузовыми надо что-то делать. Нет, конечно, они не могут противостоять мне… то есть нам. Но могут помешать.

– Да, могут. Сиракузовы могут.

– Они тоже грузовиком ее давить собираются? – спросил я.

– Нет, кажется, балконом… Не знаю, они что-то придумывают тоже.

– Вот о чем я и говорю. Балконом. Они дураки, они могут и балконом. Представляешь, что будет, если они на нее балкон уронят?

– Да уж…

– Надо идти к Костроминой, у нее есть план.

Беловоблов отставил лом.

– У нее есть план, – повторил я. – От этого плана все образуется.

– Точно?

– Ага. Уверен.

– Ладно.

– Значит, пойдем?

– Пойдем.

И мы отправились к Костроминой.

Беловоблов сказал, что он знает короткий путь, мы погрузились в переулки, некоторые были так узки, что походили не на улицы, а на ручьи, а кое-где на стенах сидели мокрицы размером с небольшую кошку.

Сначала мы шагали молча, то есть не совсем молча – Беловоблов вызывающе напевал старинную песенку о пользе употребления в пищу свежих овощей, а потом вообще разговорился и поведал рассказ из семейной жизни. Про то, как однажды его прадедушка и дедушка отправились на рыбалку. Я его не просил ничего мне рассказывать, но он все равно рассказывал и рассказывал, всегда знал, что он ненормальный.

Это была морская рыбалка, они вышли в море на лодке и стали ловить каких-то рыб. Клевало хорошо, и старинные Беловобловы забили рыбой уже почти половину лодки, но вдруг клев прекратился. И волнение на море, оно тоже прошло, замолчали чайки, и даже солнце вроде как остановилось и висело в небе, как прибитое. Тишина продолжалась довольно долго, а потом у Беловоблова-дедушки клюнуло. Не сильно, даже наоборот, так, еле-еле. Беловоблов подсек, но рыба неожиданно потянула, причем не только леску, но и всю лодку. Их таскало по морю весь день и всю ночь, после чего рыба ослабла и дала вытащить себя на поверхность.

Это была маленькая синяя рыбка, размером с мизинец, может, чуть больше. Беловобловы удивились, затем посадили рыбку в стакан и отвезли домой, а там уж пересадили в банку.

Рыбка жила в банке достаточно долго, все это время у всех в доме было самое хорошее настроение. Не к.б., а на самом деле хорошее, Беловоблов-дедушка даже смеялся почти каждый день, а его сестра…

Беловоблов-правнук поскользнулся на мокрице, схватился за стену дома, выдернул из кладки кирпич, раздавил его пальцами.

Одним словом, рыбка явно приносила удачу. К тому же это была не просто удача, а нечто большее. Потому что пока рыбка сидела в аквариуме, они отражались. Сначала в воде и немного, потом в оконных стеклах в темное время суток, а затем и в зеркалах. Правда, всего на мгновенье, на секунду, на полторы, но зато отражались. Кроме того, рыбка смотрела из банки умным взглядом и могла менять погоду, в сумрачные дни разжигала неяркое солнце, в жаркие дни напускала на небо мелкие приятные тучки.