Лига мартинариев

— Насколько я помню, — пробормотал Кентис, — с данной девицей я ни разу не трахался. Так что вопросы с подробностями не ко мне.

В моем мозгу радостно вспыхнуло «Орас! Новый Олежка!» Мелькнуло даже нечто подвенечно-белое, марш Мендельсона и… тут же всё залило чернотой. Потому что новое существо внутри меня могло принадлежать не только Орасу, но и… Ваду. Я точно не знала, через сколько дней тест на беременность дает положительный результат, но по всем прикидкам выходило, что у меня было гораздо больше шансов забеременеть в ту мерзкую ночь у Вада, чем в объятиях Андрея. Ребенок тут же представился крошечным уродом с безобразными зачатками ручек и ножек, с огромной головой и набыченной шеей. Он лежал толстым кулем в колыбельке и надрывно орал: «Хочу! Хочу! Хочу!»

— Нет! — заорала я как резаная. — Нет! Нет! Нет! — И заткнула уши. Потому что собственный визг оглушил меня. — Какая же я дура! Дура! Дура!

Последнее слово я могла бы повторить раз сто, и всё равно бы не определила меру своей глупости. Я пила в компании Кентиса ликер. А надо было жрать положенные в таких случаях таблетки. Надеялась, что обойдется! Идиотка! Я провела руками по животу, пытаясь определить, в самом ли деле урод сидит там, внутри. Определить, разумеется, было ничего нельзя. Я могла родить ребенка Орасу! Здорового, красивого, замечательного ребенка! Но вместо счастья выходило опять одно дерьмо. Не могу же я подсунуть Андрею урода и с наглой рожей заявить: он твой. Надо немедленно что-то делать. Немедленно! Но что? Я соскочила с постели и принялась лихорадочно рыться в единственном шкафчике. Там нашлась куча оберток, грязное белье и пакет ваты.

Мартисс недоуменно смотрел на меня.

— Что ты ищешь? — полюбопытствовал Кентис.

— Таблетки… Те, что действуют в случае задержки. Говорят, есть такие…

— Сомневаюсь, что они тут могут быть, — хмыкнул он.

В самом деле — с чего им тут оказаться? Кажется, я совсем сошла с ума.

— Вы должны их мне достать, — повернулась я к Мартиссу.

— Почему я? — спросил тот обалдело.

— Вы здесь хозяин. Или отпустите меня в аптеку.

Очевидно Юрий от этой сцены ожидал иного эффекта: нежных отцовско-материнских чувств, страха за не рожденное дитя. Или чего-то в этом роде. Сбитый с толку, он с отвращением смотрел на меня и медленно отступал к двери. Но ретироваться ему не удалось: в комнату вошла высокая красивая женщина в ярко-красном платье и, взяв Мартисса под руку, прильнула к нему:

— Как дела, Юрочка? Получил хоть капельку энергопатии? — я узнала женщину, что видела в больнице выходяшей из палаты Кентиса.

— Ну… возможно даже слишком много… не знаю…

— Ты что же, ничего не проглотил? — изумилась дама в красном.

— Нечего здесь глотать! Пусто! Она требует таблетки, чтобы избавиться от ребенка. Ольга, здесь одна оболочка — я это чувствую!

И тут Кентис ловко нырнул в раскрытую дверь и захлопнул ее. Мартисс рванулся следом, но лишь беспомощно ткнулся в стекло. Несколько раз он дернул ручку, но дверь не подавалась.

— Замок открывается снаружи, — проговорил он упавшим голосом.

— Вызови охрану, — подсказала Ольга.

— Я оставил передатчик в дежурной.

— Юрочка, что с тобой? — проговорила она слащаво, до приторности.

— Не могу так больше! — то ли прорыдал, то ли прорычал Мартисс. — Всё мерзко! Мерзко! Меня тошнит! От них всех тошнит. Ничтожества! Дрянь! Будь они все прокляты! Их можно только пытать, резать на куски, жечь — тогда они еще на что-то способны. А так ничего! Понимаешь, ничего!

— Юрочка, я…

— И ты тоже! — в ярости закричал Мартисс и, сдернув со стены зеркало, яростно швырнул им в дверь.

Вместе со звоном разбитого стекла пронзительно взвыла сирена. Мартисс спешно принялся вынимать осколки, застрявшие в проеме, не обращая внимания, что в кровь режет пальцы. Он уже собирался вылезти наружу, когда подскочил охранник и приставил ствол пистолета к виску.

— Ты что, обалдел? — заорал Юрий. — Я — дежурный по корпусу!

Охранник наконец узнал его и опустил оружие.

— Мартинарий разбил дверь и сбежал, — объяснил Мартисс и полез через проем наружу.

Охранник посмотрел на него еще более обалдело и повернул защелку замка, открывая дверь.

— Ах, да… — Мартисс попытался улыбнуться. Одернул свой сомнительной чистоты халат и, распахнув дверь, с преувеличенной галантностью повернулся к Ольге:

— Прошу вас.

— Я останусь, — ответила та.

— Хочешь попробовать сама? Как знаешь. Только ничего у тебя не выйдет. Могу поручиться.

Сирена смолкла, и сделалось очень тихо. Слышался лишь звук удалявшихся по коридору шагов. Ольга повернулась и несколько минут разглядывала меня как диковинное животное.

— Значит, хочешь избавиться от ребенка?

— Да, — отвечала я очень, забиваясь угол кровати — Ольгу я боялась гораздо больше Мартисса.

— Почему? — она смотрела на меня как прокурор.

— Он мне мешает… И вообще, какое вам до этого дело?

— Никакого, — она пожала плечами. — Ты, верно, не знаешь, что малыш будет страдать, умирая? Ему очень больно, когда его отдирают от матери. Великолепный сгусток энергопатии, цельный, как восхитительный плод. Ну что ж, пойдем и убьем его вместе, прямо сейчас, — и она схватила меня за руку.

Мне вдруг вспомнилась крошечная ручка, отделенная от тела моего не рожденного мальчика. Я закричала совершенно по-звериному и изо всей силы ударила Ольгу ногой в грудь. Она отлетела в сторону, нелепо взмахнула руками и, грохнувшись на пол, осталась лежать неподвижно. Бабка испуганно ахнула и натянула одеяло на голову. Несколько секунд в комнатке никто не двигался. Стояла мертвая тишина. Потом я сползла с койки и наклонилась над лежащей. Ее ноги безобразно вывернулись, а платье задралось. Голова нелепо свернулась на бок. Я хотела дотронуться до ее лица, но не смогла.

«Что же это? — подумала я, изумляясь нелепой неподвижности тела. — Так ведь я…»

Ужас захлестнул меня. И сердце пребольно забилось в горле. В следующую секунду я уже выпрыгнула в разбитый проем и помчалась по пустынному коридору мимо серых однообразных дверей, промаркированных массивными накладными номерами. На полной скорости я пронеслась мимо выхода к лифту. На площадке, к моему удивлению, никого не было. Но я всё равно не отважилась воспользоваться лифтом, а добежала до черной лестницы. Опять же, вопреки всякой логике, дверь оказалась открытой. Красноватый свет забранных решетками лампочек освещал грязные щербатые ступени и груды окурков по углам. Я помчалась вниз. Четыре лестничных поворота — и я с разбега налетела на запертую дверь. Обычное фанерная двухстворчатая дверь. Я дернула ее — она заходила ходуном, тогда я ударилась о нее всем телом, язык замка выскочил наружу — не знаю, откуда взялась такая сила — право, и не всякому мужику удалось бы подобное.

Но… Выскочив наружу, я тут же угодила в объятия какого-то человека, вооруженного увесистой дубинкой. Я попыталась вцепиться ему в волосы, но пальцы соскользнули по коже — его голова была обрита наголо.

— А вот и Евочка! — раздался насмешливый голос, и я наконец узнала Кентиса. — Я сразу понял, что это ты, едва услышал сии громоподобные удары. Кто же еще способен взломать дверь голыми руками!

— Кентис, дорогой, я ее убила. Кажется… — пробормотала я, стуча зубами как в лихорадке.

— Кого? — недоверчиво хмыкнул он.

— Бабу эту в красном. Ударила ногой и убила…

— Потрясающе! Я и не знал, что ты каратистка.

Я попыталась прервать его, но Кентис нетерпеливо махнул рукой.

— О твоих подвигах потом. А теперь слушай: там, за поворотом коридора, перед запасным выходом торчит охранник. Ты помчишься к нему с воплем: «Помогите!» бросишься на шею. Постарайся развернуть его так, чтобы он очутился ко мне спиной.

И он выразительно помахал в воздухе обрезком трубы, который я поначалу приняла за дубинку.

— Вдруг он убьет меня, как только увидит?

— Не волнуйся! Местная охрана не привыкла пускать в ход оружие: мартинарии хотя и с придурью, но обычно народ безобидный. Они привыкли подставлять голову под удар. Ну же! Вперед! — Он ухватил меня за руку и потащил по коридору.