Божий Суд

— Закон один для всех, — произнес невидимый судья, — но мы сейчас во всем разберемся. Для этого мы и собрались. Итак, я бы хотел разобраться с самого начала.

Валерий хмыкнул и начал свой рассказ, сверяясь с той самой папочкой, в которой заключалась вся моя жизнь.

Я же вспоминал, как летом 2001 года я встретился с Мариной. Я увидел ее, когда пришел на лечебные грязи, она вышла из дверей служебного коридора и склонилась над столом регистрации, спрашивая о чем-то у дежурной медсестры. У нее была изящная фигурка, темные волосы красиво обрамляли симпатичное личико, и нет ничего удивительного в том, что она привлекла мое внимание. А потом наши взгляды встретились…

Я не знаю, заметила она меня или нет, но мне вдруг стало грустно. Грустно от того, что с этой красивой женщиной у меня ничего не будет. Ничего и никогда. Обидно. Женщина нравится, а познакомится с ней нельзя. Потом я еще не раз встречал ее и в лечебном корпусе, и просто на территории санатория. Мне даже стало казаться, что и Марина тоже стала меня замечать, а, может, тому виной был просто мой пристальный взгляд, которым я ее всегда провожал? Не знаю.

А Валерий тем временем рассказывал о Марине. Оказывается, она была на восемь лет младше меня, закончила Миасское медицинское училище, работала массажисткой в санатории «Сосновое» и на момент нашей встречи была замужем и имела, как и я, двоих детей.

После того, как он все это объяснил, я впервые услышал интонации удивления в голосе судьи. Он поинтересовался у Валерия, не напутало ли чего обвинение, заявляя, что эта встреча двух избранных была предопределена, да еще и с такими интересными последствиями.

Валерий пожал плечами и попросил возможности все уточнить.

После того, как ему это разрешили, в зале появилась та же самая красавица, что приходила к нему в кабинет. В руках она держала пластиковый файлик желтого цвета. Мне никто ничего не объяснил, но я понял, что это — моя страничка из книги судеб.

Мой обвинитель посмотрел ее, вернул красавице, исчезнувшей после этого в темноте, и все нам объяснил. Оказывается, наша встреча с Мариной запоздала. На самом деле она должна была состояться на пятнадцать лет раньше — осенью 1986 года. И не встретились мы тогда по моей вине…

В тот год, в апреле, произошла катастрофа на Чернобыльской

АЭС. А уже в мае по всей стране мобилизовали тысячи мужчин, обрядили их в военную форму и отправили беззащитных голыми руками убирать и захоранивать разлетевшуюся радиоактивную грязь. Получил такую повестку и я. И вот, согласно книге судеб, я тоже должен был попасть на развороченную АЭС, нахватать там доз, и уже осенью того же года получить путевку в санаторий «Сосновое», где реабилитировали ветеранов Чернобыля. И там-то я и должен был познакомиться с юной медсестрой Мариной. Тогда все могло быть по-другому, ведь мы оба были свободны…

Но мне не хотелось ехать на аварию. В сентябре у меня был намечен отпуск, я взял путевку в круиз по республикам Средней

Азии, а в декабре меня ждал Таллин с его узкими улочками Старого города, где в течение месяца я должен был повышать свою квалификацию на курсах новой техники. И все это, такие замечательные экскурсии, променять на радиоактивную пыль и потерянное здоровье?

Вот уж нет! Я сумел отвертеться от этой опасной командировки и уклонился от поездки на АЭС, тем самым изменив свою судьбу.

Вообще-то, Книга Судеб — не закон. И человек волен менять свою жизнь в ту или иную сторону, принимать самостоятельные решения. Но вот за все те изменения, что произошли при этом, отвечать ему придется по полной программе. Потому с меня и спрашивали за не родившегося избранного. Избранных мало. Их трудно сводить друг с другом. Наша встреча с Мариной была запланирована, а я сумел уклониться от нее. Именно это мне ставилось в вину. Именно это имел в виду Валерий, когда говорил, что с таких, как я, спрашивают еще и за то, что они могли, но не сделали.

Пришлось признать свою вину и за это.

Стрелка весов моих заметно отклонилась влево.

XI

После цифры семь, как известно идет цифра восемь.

Завет восьмой — "Не укради".

Виновен!

Виновен, Господи, и в этом! Воровал и брал без спроса!

Сколько, оказывается, я перетаскал сладостей и вкусностей из всяких укромных местечек, в которых моя мать надеялась сохранить их до праздника. А в более зрелом возрасте я воровал яблоки в чужих садах. А в тринадцать будучи на рыбалке со старшим братом, я участвовал в изъятии рыбы из чужой сети. А потом я многократно рвал цветы на клумбах, чтобы дарить их знакомым девушкам.

А еще я часто ездил в общественном транспорте без билета, чем наносил финансовый ущерб государству. Так что с кражами я был знаком с детства.

Я воровал и в армии. У меня пропадали вещи: мыло, зубная паста, значки, полотенца, гимнастерку как-то увели. И я, дабы восполнить утерянное, заимствовал аналогичные предметы у других сослуживцев. Причем, значок «Гвардия» я воровал со взломом, вскрывая отверткой тумбочку стола в кабинете начальника мобилизационного управления штаба корпуса. Тот еще был деятель!

А уж как я развернулся, когда стал работать! Я заимствовал на работе инструмент, я брал на память и для пользы дела запчасти. Я падал так низко, что тащил домой даже канцелярские принадлежности и бумагу. А уж когда мы с супругой приобрели садовый участок, я стал интересоваться и стройматериалами, которые плохо лежали. Как сейчас помню, с одной из строек я упер пустую столитровую бочку, а с другой вывез деревянные ящики из под установленного там нового оборудования. А спирт! Это же песня! Будучи несильно пьющим мужчиной, я лет восемь не покупал водки, поскольку регулярно получал спирт для протирки контактов. Ну уж не помню сколько там доставалось контактам, а вот мне на праздники и для сугреву хватало.

Так что виновен! Воровал.

Деньгами правда брезговал. Чужие деньги не трогал. Драгоценности тоже. И собственность не присваивал. Вот такой был чудак. Банки там всякие, нефтяные вышки, золотые прииски, железные дороги, заводы и фабрики меня не интересовали. Так что, вор я был какой-то мелкий, не разбогател на своих кражах.

Валерий скороговоркой перечислил все подобные мои преступления, а я, посмотрев наверх, увидел как на чаше грехов появился еще один кожаный мешочек. Под воздействием нового груза стрелка весов чуть колыхнулась, да так и осталась практически на месте.

Видно не посчитали грехи эти серьезными.

Закончив с воровством, мой обвинитель перешел к лжесвидельствам и клевете.

Тут тоже было не слишком много обвинений. Нельзя сказать, что прожил я жизнь, не сказав ни слова неправды, но и на патологического лгуна я не тянул. Ну девушек слегка обманывал, желая выглядеть в их глазах поинтереснее, ну в школе чуть привирал, пытаясь получить оценку повыше. В институте шпаргалками пользовался, а начальнику на работе мог желаемое за действительное выдать.

Было, было такое. Но так, чтобы ложь моя кого-нибудь погубила, чтобы сказанное за спиной слово оказалось лжесвидетельством, клеветой или оговором, не было за мной такого. Никого я не пытался облить грязью, хоть и были рядом люди мне неприятные. Что и отметил Валерий в своей речи.

Я естественно был согласен с такой его оценкой. Еще при жизни я понял, что лгать грешно, ну а поскольку говорить правду не всегда было этично и выгодно, я просто старался порой ее скрывать, что хотя и тоже было грехом, но уже не таким тяжким, как сама ложь. Хотя и этот грех Валерий упомянул в своем обвинительном заключении.

Тут же были добавлены и несколько случаев, когда я не сам врал, а других подбивал ко лжи. Говорил им, что, как и кому надо говорить, чтобы избежать ответственности или добиться нужного результата. Это тоже грех. И за него тоже полагалось отвечать…

И новый мешочек появился на божественных весах, и еще чуть сильнее наклонилась их стрелка в сторону опасного красного сектора.