Тутти Кванти

И снова световой хлыст стеганул его по зрачкам. Неуклюже отпрянув, он непроизвольно изменил угол зрения, и… вон оно что! Противник старика, доставивший столько мороки, предстал в облике небольшого сверкающего цилиндра, похожего на школьный пенал. Отражая рифленой поверхностью лучи дневного светила, он и стрелял по стариковским глазам звездными зайчиками.

Пнув пенал носком грубого башмака и убедившись, что тот не намерен взрываться и отрывать ему конечности (а чего только ни повидал старик за прошедшие войны!), он взял непонятный предмет; повертел, изучая, и без труда обнаружил на одном конце поперечные кольца. Крышка? Попробовал повернуть — ничего не вышло. Он поднял камень покрупней и обстучал им кольца по касательной, освобождая заклинившую резьбу, если она была, конечно. Однако и это не дало проку. Тогда старик вернулся к пластователю, вытащил из шкафчика с инструментами тиски, зажал в них корпус пенала, обхватил покрепче предполагаемую крышку клещами и резко повернул.

Он не ошибся, это и впрямь была крышка. Хрустнув, она провернулась и дальше свинтилась совсем легко. Старик заглянул внутрь и увидел что-то свернутое трубочкой. Потянул за краешек, и на бледно-фиолетовый свет обыкновенного дня явилась обычная эластичная бумага многоразового использования, которую можно купить в любой лавке. Развернул — на ней какой-то рукописный текст. Отставив лист подальше, попробовал разобрать неровные строчки:

Вот это да… Старик заволновался: ему никогда не приходилось иметь дела с чем-то настолько важным, о чем можно написать так торжественно. Возделывать плантацию да беречь семью от напастей — вот и все его заботы, но он понимал, что они важны для него одного и о них нельзя говорить пышно. А тут… Писано это, конечно, не ему, бумагу надо куда-то отвезти и читать ее незачем. Но глаза уже сами распутывали прыгающую вязь:

«В провинции С₆Н₁₂O₆+6O₂=6СO₂+6Н₂O… — «Это на юго-восток от нас», — отметил про себя старик. — …на главной буйволиной бойне, которая поставляет продукцию в столицу, работает вальщик Рз. Его беспрестанно воспевают оперативки и декадники, каждый праздник Единения на его жирную шею вешают очередной венок лучшего вальщика нации (уже семь нацепили!), а уж на телестанции он просто поселился — красное надутое плевало влезает в дома чуть не по всем вечерам. — «Это верно», — припомнил старик. — Когда только забивает буйволов? Мы, конечно, рядовые селяне и не умеем говорить сладко, зато правду скажем: ваш обвеноченный Рз пьет буйволиную кровь!..»

Старик даже испугался: неужели кто-то докатывается до такого греха? Ведь буйволиная кровь идет на лекарства и примешивается к молоку для детей, увеличивая его питательные и антибактериальные свойства. Как же этот Рз, который нравился ему своей спокойной силой, превратился в черствого себялюбца? Нет, вальщик, должно быть, повредился рассудком. А ведь он, кажется, заседает в провинциальном регентстве? Или даже региональном?

От волнения сев прямо на сырую почву, старый пахарь нетерпеливо потянулся к листу. И всякая прочитанная фраза рождала в нем болевой отклик, беспредельное негодование и созвучные письму мысли.

«…В это страшно поверить, но он пьет. Тайно. Потому что знает, что совершает преступление. И вот такого кровососа, обкрадывающего больных и детей, пропихнули в региональное регентство! Наверное, для того, чтобы пить кровь безнаказанно — теперь у него регентский иммунитет. А вот у детей иммунитета к болезням давно уж не вырабатывается — наоборот, их здоровье подрывается этим вором Рз! Как? Раз буйволиная кровь на строгом учете, а ты ее все равно крадешь, — значит, надо пропажу восполнить. И дутый венконосец ее восполняет. Вином!.. Всякий день он протаскивает на бойню флягу с красным ядом — самым дешевым неотфильтрованным отходом виноделия — и незаметно выливает его в чан с буйволиной кровью. А уж оттуда низкопробный хмель попадает в молоко и лекарства, исподволь разрушая здоровье наших детей, незримо превращая их в хронических хмелелюбов…»

Немедленно перед глазами пахаря возникли контейнеры с белыми бидончиками, в которых продавалось эликсирное молоко. Не сосчитать, сколько раз он сам, несмотря на дороговизну, покупал его для внука — пусть крепнет мальчуган… А что же получается теперь? Своими руками он методично травил это ласковое доверчивое существо?! Нет-нет, так не может быть, так не бывает!.. Но что значит — не бывает? Это ему не хочется, чтобы было, но вот ведь написано: дрянное винишко… в чан… а оттуда… Да почему же никто не пресечет злодейство? Почему вурдалак нагло маячит на экране рядом с достойными трафальерами?.. Неужели некому понять, что если уж показывать этого краснорожего (вон откуда завидный цвет!) садиста, то только съедаемого голодными крысами? Именно для таких изощренных преступников придумали предки эту лихую казнь…

Ну а чего же он расселся-то тут, на пашне? Замаскированный убийца на свободе, и никто, кроме него, тихого старца, об этом не знает! Надо поскорее рассказать страшную новость селянам…

Бормоча, точно заклинание, одно и то же: «Скорее, скорее!» — пахарь затрусил к пластователю. Двигатели, про которые он начисто забыл, приглушенно работали, и ему оставалось лишь включить скорость…

По мере того как старик удалялся от плантации, где был только что ввергнут в жестокое потрясение, и приближался к селению, где надлежало вразумительно обсказать происшедшее, вздыбленные гневом хаотичные, горячечные мысли потихоньку студились, укладывались по порядку, частью намечая конкретные поступки, частью же порождая недоуменные вопросы…

Ну не глуп ли он, назначив себя единознатцем преступной страсти вальщика буйволов? Кто-то же написал про злодея!.. Да, но отчего этот кто-то не отправил свои «важные сведения», что он подчеркивает в первой строке, прямо на бойню или на телестанцию?.. А может, такое письмо не грех послать и ревнителю веры провинции? Ведь не о пустяках — о здоровье детей бьет тревогу неведомый благоделец… Тем паче не понять, зачем запихнул он свою праведную тревогу в странный пенал да еще забросил его в этакую глухомань, на пустынную плантацию, где найти мелкий предмет попросту невозможно, хоть специально старайся. Это же чистая случайность, что он давеча оглянулся…

Вопросы цеплялись друг за дружку, притом столь очевидные, даже вызывающие в своей простоте, что вся история с пеналом — едва старик начинал представлять, как будет рассказывать ее селянам, — выглядела ненатуральной и больше смахивала на неуклюжую выдумку, в которую и дурак не поверит.

А если глянуть с другого бока, размышлял пахарь, бодря себя, то как же не поверить? Пенал-то рифленый — вот он! Брось его под луч нашей звезды — любому так по глазам стеганет, что никаких сомнений не останется — вранья тут нет. А главное — конечно, письмо…

Придерживая штурвал одной рукой, старик охлопал боковой карман комбинезона, убеждаясь, что письмо на месте, вытащил его и, расправив на коленях, побежал по строчкам…

Ну вот же… В провинции C₆H₁₂O₆+6O₂… Есть такая, можно считать, соседка, хотя и дальняя… И бойня там есть, все знают, и вальщик Рз работает — кто не видел этого мизантропа с венком на жирной красной шее… Надо же додуматься до такой низости — взамен крови подливать винный суррогат!.. Должно быть, вальщик бесплоден, потомства не имеет, иначе бы не посмел вредить детям… А может, он потому и подличает — как бы мстит за свою беду? Как за уродство, над которым насмехаются злые или беспутные?..

И снова ответов под рукой не находилось… Но внезапно старика осенила такая догадка, что он резким движением застопорил компрессоры, всем существом погружаясь в ее холодную, отрезвляющую суть.

Пластователь, этот мирный труженик, убравший полевые орудия и разогнавшийся до скоростей, позволяющих возомнить себя чуть ли не гоночным воздухоплавом, пролетел по инерции еще с четверть мили, благо пилот забыл включить тормозной контрдвигатель, и плюхнулся брюхом на пластиковое полотно дороги, обдирая мягкий металл и противно визжа — нажать на клавишу с надписью «Ноги» старик, погруженный в раздумье, тоже забыл.