И звуки, и краски (СИ)

Почему не приходит чувство? Беско вновь представил себя лежащим на земле, на пути машины. Захотелось вскочить и броситься прочь от этого ужаса. Но сознание сопротивлялось этому, идущему от живота ужасу. Он уже видел, что делает с бегущим и живым такая машина.

Тела животных взрывались словно паровые котлы. Мерно урча, танк только поворачивался на месте, выслеживая мечущихся по полю овец. Вспышка! Видимый даже на фоне неба белый шнур протягивается, словно нехотя, к очередной жертве. В доли секунды сообщенная тепловая энергия превращает тело животного в газ, пахнущий кровью и дымом. Ошалелая овца (как остро животные чувствуют смерть) вбежала внутрь круга электромагнитных вешек. Комиссия, нехотя взиравшая на результаты работы танка (все делалось ради Беско — остальным все успело наскучить), оживилась. Молоденький обер-дектор, красуясь собственной удалью (подходить к вешкам — самоубийство!), подошел к овце и вытолкнул ее за пределы мертвой зоны. Танк ударил сразу же. Толчок воздуха, пахнущего гарью и кровью — и дымящаяся нога овцы упала перед Беско.

Впоследствии обер-дектора уже не было в комиссии. Совершил ошибку — близкий взрыв забрызгал кровью стоящих.

Беско в сотый раз принялся за одно и то же — представлять себя лежащим на выжженной земле… Ну почему, почему не проходит чувство? Если бы хоть наполовину того, что было в тюрьме…

Вот оно! Руки Беско начали распухать… Он весь сосредоточился на этом чувстве. Вот они уже гигантские — его руки… А сам он — уже не только лежит на земле, но и занимает огромное пространство. Руки Беско нащупали танк. Как мешает эта штука — кристаллическое покрытие! Руки буквально вязнут в нем. Беско, задыхаясь от усилия, наваливается на башню. Продавив руки сквозь вязкое покрытие, начинает шарить внутри танка. Он уже не чувствует себя лежащим на земле… Его там уже нет! Он весь в своих огромных руках. Вот в них — турбина танка. Лопасти, словно зажатые в ладони мухи — зудят. Где этот чертов блок? Сообразил… Ищу не в той стороне. Танк идет на меня, значит где-то тут… Защитная коробка. Сорвать, смять! Уже ходит ходуном земля. О Кратос! Какие бесчувственные эти гигантские руки. Вот она — тонкая пластинка, на которой выращены цепи управления всей этой гигантской машиной-убийцей. Еще одно усилие! Ну!.. Хруст… Сладостный хруст сотен тысяч миллионов нервных волокон оптоэлектроники…

Дернувшись словно от попадания снаряда, танк в смертной истоме потянулся, выпуская воздух из пневматической подвески, и обмяк.

Беско, чувствуя, что еще немного и он бы потерял сознание от усталости, не сразу поднял голову.

Танк стоял в двух десятках метров. Приборы, даже лишенные способности видеть Беско, вели танк совершенно правильно; колея пришлась бы как раз по телу Лена.

Он лежал на спине и смотрел в небо. Каким огромным может быть небо в степи! Какая тишина стоит в мире. Только где-то в утробе танка со стоном умирает турбина, рокочет поисковый аэрокар. Сейчас бросить бы все… Как устал Беско от бесконечных занятий. Каждый день, каждый день одно и то же: системы оружия нашего, системы их оружия, способы защиты, уязвимые места, тактика боя, стратегия обороны, стратегия нападения, виды оружия, системы поражения, виды документации, приемы конспирации… И тренировки, тренировки, тренировки… Куда меня готовят? — думал Беско. И почему вообще так складывается жизнь? Точнее, не складывается? Спроси его еще две-три зимы назад, кем он хочет стать, не смог бы ответить точно. Но достаточно точно мог бы сказать, кем не хотел быть. Военным Лен никогда не хотел быть. Эта непрерывная муштра… Огромная система армии, как оказалось, направлена лишь на одно: лишить человека индивидуальности, не позволить ему быть личностью. Конечно, в сущности это необходимо. Разве можно приказать индивидуальности и личности убить другого человека? С танком Беско расправился без сожаления. Все эти сотни машин и аппаратов, уничтоженных, взорванных им за последние полгода, не нашли в его душе сочувствия. Но ведь армия создана не только для того, чтобы выводить из строя технику противника…

Особенно тяжелы для Беско физические упражнения на уничтожение противника… Как им еще в голову не пришло применить способности Беско против людей? Конечно, нет худа без добра: Беско стал подтянутым, мускулистым. Разве раньше он смог бы бежать несколько часов без перерыва по жаре? Упаси бог… Но как хочется, как когда-то давным-давно спрятаться от всех и вся на крыше сарая, и лежать, растворяясь в небе. Хотя бы даже как сейчас, но без контроля, без соглядатаев, без телохранителей — так их растак! Кто кого и зачем охраняет, Беско не мог понять. Телохранители дежурят ночью у его кровати и провожают Беско даже тогда, когда ему нужно сходить по малой нужде. Если охраняют Беско и его жизнь так ценна, то стоит ли бросать его под гусеницы танка?

Аэрокар, не снижаясь, курлычет и описывает круги. Там, наверху, его видят на экранах мониторов. Какое счастье, что еще не читают мыслей. Хотя следят и слушают ежесекундно. Ему надоело собирать «клопов». Время от времени он собирает очередной урожай и распоряжается им по-своему с истинно армейским юмором. Пару оставил в гулком дивизионном сортире, один прицепил к шерсти полкового пса, еще один в воротнике обер-дектора — командира строевой части. Беско представил себе, как слухачи собирают информацию о нем: «Ать-два! Трах-бах!! Гав-гав!» — и ему стало легче.

«Что же они не едут? Скорее всего боятся, что я что-нибудь не доломал в танке. Осторожные… Еще бы… Если незаряженные ружья стреляют, это ничего. А если ахнет „недоломанный“ танк? Неплохо бы так и сделать».

Может тогда в отпуск отпустят? Как хочется увидеть Лийю. Когда он видел ее в последний раз? Когда это было? И было ли вообще? Был ли университет, или всегда существовал только продектор О Тун? «Кур-рсант Лен! Вы стоите в кар-рауле и видите, как к вам приближается Хр-ранитель… Ваша р-реакция?.. Не пр-равильно! Павтар-ряю для дур-раков!»

Беско вспомнил свой последний визит в университет. Как хотел он увидеть Тылко, последнего родного человека в городе… Он давно простил предательство «сопливому Тылко»… Слаб человек. Уж что, что, но эту-то истину Беско познал полной мерой. Известие о том, что Тылко погиб потрясло Лена. Он даже пытался оправдаться перед сокурсниками за то, что «они-то думали… а он-то оказывается… И одет как „функ“, и машина у него, и что так долго не давал о себе знать, хотя, как видно и жил, будто сын удельного головы…»

«Тылко погиб… — не отпускала Лена единственная мысль. — Что могло заставить его поехать на эту дурацкую станцию, где у него никого никогда не было? Как он мог попасть под поезд? А я-то посылал на голову друга столько проклятий там, в тюрьме!»

Курлыканье аэрокара приближалось. Горячий ветер турбин погнал пыль и пригнул травы.