Синий олень. Трилогия (СИ)

«Наконец‑то он приехал, когда же теперь? Как мы встретимся? Нет, пусть уж он сам обо всем позаботится, я не стану показывать ему, как я… Какие же у него руки – горячие, нетерпеливые, нежные. Я не вытерплю, если придется ждать еще целую ночь и знать, что он здесь, совсем близко!».

Ильдерим был рядом с ней, ласкал ее горячими губами, заставляя тело цепенеть от восторга. Голоса вернувшихся домой Халиды и Фирузы вывели Наталью из сладкого оцепенения. Она открыла глаза, медленно приходя в себя и пытаясь понять, о чем ее уже во второй раз озабоченно спрашивает Фируза:

– Ты в долму положила мацони? В холодильнике стоит, достала бы.

– Нет, я не знала.

Мать Халиды всплеснула руками:

– Аллах, без мацони никакого вкуса нет!

– Ничего страшного, мне понравилось, – Наталья уже окончательно пришла в себя и огляделась. – А где ребята? Они не с вами разве?

– Пошли посмотреть питомник, – Халида вздохнула и опустилась на диван. – Раньше, когда мы приезжали, то ходили туда все вместе, Юра… Помню, в детстве мы с ним обожали юннатский уголок, и он… Мама, помнишь, как самку леопарда во время грозы придавило деревом, а детеныш уцелел? Ползал рядом с матерью – маленький, еще слепой – и пищал. Кто‑то из мужчин был в лесу – услышал писк, подобрал малыша и принес к нам. Юра сам его выхаживал – с соски кормил, даже спал с ним рядом. Назвал Фрейдом. Смешно!

Халида звонко засмеялась, и тут же из глаз ее хлынули слезы.

– Доченька, радость моя, не надо плакать, – с болью в голосе проговорила Фируза, садясь на диван рядом с дочерью и гладя ее колено.

– Нет‑нет, все нормально, я просто вспомнила, – она вытерла глаза и попробовала улыбнуться, – вспомнила, что мы всегда давали нашим животным какие‑нибудь книжные имена. Маленькую лань назвали Ассоль. Потом, когда она выросла, стали ее выпускать, а она все не хотела уходить, возвращалась. Юра потом прочитал, что диких зверей нужно выпускать в подростковом возрасте, чтобы они научились себя кормить, поэтому Фрейда мы выпустили, едва он подрос. Юра тогда долго стоял – смотрел ему вслед и чуть не плакал. Или даже плакал, не помню.

– Халида, – строго произнесла Наталья, – я тебя сегодня еще не слушала, дай‑ка я послушаю твое сердце. И вообще мне не нравится, что ты не сдаешь анализы, не ходишь к гинекологу – при твоем сроке полагается посещать врача каждую неделю.

– Я хорошо себя чувствую, – виновато ответила Халида, – но ты меня послушай, конечно. И ребенка послушай.

Она покорно расстегнула кофточку и подождала, пока Наталья прослушает ее сердце, потом оголила живот.

– Я не гинеколог, – говорила Наталья, прикладывая металлический кружочек выше и ниже пупка, – но, скорей всего, твой врач была права – прослушиваются два сердцебиения. Тем более, если это близнецы, то тебе нужен строгий медицинский контроль.

– Завтра схожу в лабораторию и сдам анализы, – виновато пообещала Халида и тут же торопливо одернула платье, потому что за окном послышались веселые голоса, а через минуту Лиза с Дианой вихрем ворвались в комнату. Они повисли на шее у тети и бабушки, поскольку знали, что мать тормошить нельзя, а следом вошли раскрасневшиеся от солнца и оживления Таня, Тимур, Анвар и Гюльнара.

– Мамочка, народ проголодался, – звонко объявила Диана, и сердце у Натальи болезненно сжалось – так обычно говорил ее отец. И, подражая деду, так любил говорить Юра.

Потом ели политую мацони долму, Лиза рассказала, что у тети Зары они ели очень вкусный салат из перца, а Тимур сообщил, что Анвар сам собирает мотоцикл.

– Не сам, – смущенно поправил его зардевшийся Анвар, искоса посмотрев на красивую городскую девочку Таню, – мне папа помогает, когда есть время, а дядя Ильдерим, когда приезжал, набросал принципиальную схему. Только у меня еще не совсем получается.

Ильдерим! Наталья напряглась. Таня мгновенно это почувствовала, и от этого сразу же притупился ее интерес к Анвару – единственному, наверное, человеку, который считал ее красивой.

– Ну, твой дядя Ильдерим, кажется, сейчас опять приехал, – безразличным тоном заметила Наталья, – можешь у него проконсультироваться.

– Нет, Ильдерим уже уехал, – поспешно возразила Фируза, – он только Айгуль с детьми привез, а ему самому на работу надо. Мой Ильдерим очень занятой человек, а через неделю его будут принимать в партию – он уже целый год кандидатом ходит, поэтому ему сейчас нельзя надолго уезжать. А потом он или большим начальником у себя на заводе будет, или его заграницу пошлют работать – он ведь хороший специалист.

Показалось ли Наталье, что кроме искреннего сожаления из‑за отъезда сына и гордости за него в голосе Фирузы слышались нотки злорадства?

– Ну, заграницу поехать работать не так‑то просто, – равнодушно сказала она.

– Пошлют! – уверенно возразила Фируза. – У его жены Айгуль дядя, брат матери, в горкоме большой пост занимает, он сам говорил: «Ты, Ильдерим, только в партию вступай, а потом я тебе с семьей загранпоездку на четыре года устрою по обмену опытом». Он Айгуль как родную дочь любит, он ведь ее воспитывал.

– Как интересно, – стиснув зубы, проговорила Наталья, стараясь, чтобы голос ее звучал весело. – А что, у Айгуль не было отца? Она незаконнорожденная?

– Нет, зачем же – отец Айгуль был гинухцем, но в войну братья его погибли, мать умерла, дом НКВД разрушили. Поэтому после войны он домой не вернулся, а поехал в Телави, устроился на мраморный комбинат работать, а через несколько лет на грузинке женился. Только долго им пожить вместе не пришлось – хулиганы зарезали, когда он домой возвращался, Айгуль тогда только два месяца было. Дядя сестру с ребенком сразу к себе в Тбилиси взял, квартиру им сделал, и потом всегда заботился. Хороший человек, Рустэм с ним когда‑то работал вместе. Если сказал, что сделает Ильдериму заграничную поездку, значит сделает.

Как бы то ни было, но Наталье удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя Таня точно знала, что в душе у матери поднялась буря.

«Он ни разу мне даже не говорил, что собирается заграницу, он мне вообще ничего не говорил. Забыл даже, наверное, что я существую. Идиотка, зачем я только сюда приехала? Чтобы каждый день выслушивать дурацкую болтовню этой старой дуры Фирузы? Так лучше было бы все лето сидеть у себя в поликлинике и принимать больных!»

Гнев душил Наталью, и, чтобы не потерять контроль над собой, его нужно было выплеснуть, поэтому она обратилась дочери:

– Татьяна, почему ты не предупредила меня, что вы собираетесь с утра идти смотреть питомник и к обеду не вернетесь? Я беспокоилась, прихожу – никого нет, время обедать. Я чуть с ума не сошла – думала, что‑то случилось.

– Ничего не случилось, мы вернулись, с ума ты тоже не сошла, – лениво пожала плечами Таня, – чего теперь говорить?

– Тетя Наташа, не ругайте Таню, пожалуйста, – горячо воскликнул Анвар, – это все я виноват, мне нужно было вчера прийти и спросить у вас разрешения. Хотите меня побить – побейте, я вам сам палку принесу.

Он был такой милый и симпатичный, что все засмеялись, а Тимур с обожанием посмотрел на своего двоюродного брата. Наталья заметила уже более миролюбиво:

– Да нет, никто никого бить не будет, но в будущем я все же хочу, чтобы дочь ставила меня в известность о своих планах.

– Ладно, – с обычным своим спокойствием, напоминавшим иронию, кивнула Таня, – тогда я тебя ставлю в известность, что завтра мы с Анваром и Гюлей идем на озеро.

– Какое еще озеро? – вскинулась Наталья. – Ты знаешь, что тебе не разрешают купаться в отсутствие взрослых!

– Там мелко, тетя Наташа, – умоляюще сказала Гюльнара.

– Там искусственные озера, Наташенька, – мягко пояснила Халида, – лет пять назад отец все‑таки воплотил в жизнь свою идею – вырыли два котлована и отвели туда по трубам воду от горячих источников. Раньше вся вода стекала прямо в Джурмут, а теперь сначала наполняются оба котлована. Верхний поменьше, но вода в нем теплая даже зимой – там крытое помещение для раздевалок, и можно купаться хоть круглый год. А нижнее озеро это у нас настоящая пляжная зона – совхоз даже закупил где‑то чистый морской песок. Но там везде мелко, даже в середине вода взрослому человеку по пояс.