Даймон

и «ай!». Осознав, что произошло, я хотел немедленно отпустить девочку (ей никак не больше двенадцати лет), но был остановлен моим другом. Мбомо прехладнокровно заметил, что идти «подарку» некуда. Она рабыня, скорее всего из селения, сожжённого и дотла разграбленного теми же мачака, что недавно плясали перед нами. Кроме того, если отвергнуть дар, рундо оскорбится.

Я махнул рукой и предоставил Мбомо самому разбираться со всей этой историей.

В подобных хлопотах прошёл весь день. Даймоны, вероятно, тоже оказались весьма заняты, так как никто из них меня не посетил. Признаться, сие весьма огорчило. Привык, что поделаешь!

Между прочим, из слов духа Евгении, я понял, что со временем все обстоит ещё более странно, чем казалось вначале. Судя по моим записям, Даймон впервые посетил меня 27 июля, то есть менее трех недель назад. Евгения же утверждает, будто её отец «установил связь» со мной два месяца тому. Итак, моё время и время Даймонов неодинаково. Они умудряются попадать ко мне, так сказать, последовательно, редко пропуская более одного дня (как, например, сегодня). В их же мире между «сеансами связи» (ну и выражение!) разрывы куда более значительны.

Евгения очень просила «не выдавать» её при грядущей беседе с Даймоном-отцом.

Мой Даймон очень строг.

Дорожка 8 — «Sea of Love»

Исполняет Том Вейтс (Tom Waits).

(4`06).

Как хрипит! Ой, как хрипит! Какое море любви!

— А неплохо, — констатировал Профессор, слегка прищурившись.

— Неплохо, — охотно согласился Алёша. — Очень даже.

Щуриться не стал — все равно под очками незаметно. Тем более, важна не форма — содержание. Но и форма порой значит немало. Милицейская, скажем. Вон их сколько, четверть площади запрудили! А площадь немаленькая, чуть ли не вторая в Европе. В двадцатые заложили, как главную площадь суверенной социалистической Украины. Слева Госпром — Дом Государственной промышленности, с вышкой телевизионной…

…Телецентр, возле которого ногами бьют.

Сзади, чуть левее — родной университет, жёлтая громадина. Впереди сквер, за ним — академия военная, чуть правее — памятник с толпой милиции вокруг.

И подъёмный кран. Только что подъехал.

— Суета суёт, — подумав, молвил Профессор, — сама по себе, конечно, есть всяческая суета. Но в агитационном отношении очень даже полезна. Да-с!

Вновь не стал Алёша спорить. Соглашаться, впрочем, тоже. Дело ясное: кран с милицией, любопытных, считай, несколько сот, телевидение со всех каналов. Смотрят же все в одну точку, на памятник. Точнее, на флаг, что к левой руке истукана привязан.

Монумент хотели ещё в 91-м на цветной лом пустить. Обошлось — привыкли за долгие годы, кроме того, и при демократии истукан пригодиться может. Скажем, флаг. Тысячи их сейчас по городу, всех движений, всех партий, никто не глядит, внимания не обращает. А к этому толпы валят с самого утра. Ещё бы! На монумент взобраться, полотнище втащить, к бронзовой руке присобачить. То ли тоже без крана не обошлось, то ли альпинистов пригласили. Глядит народец