Даймон

рамка пустая. Не траурная, самая обычная, контур тонкий, серая линия. Кто-то рисунки отключил, чтобы лишнего не платить. Экономист, блин…

Еле сдержался Алёша, чтобы не чертыхнуться. Не стоит, полно народа в интернет-кафе, под самым ухом дышат. Полчаса в очереди ждать пришлось.

Сервис, свойства обозревателя… Дополнительно…

Ныла рука — здорово брякнуло об асфальт, хорошо, портретом не приложило. А ещё хорошо, что на шум хач не выскочил. И так сбежались — на тело бездыханное взглянуть, нашатырём угостить…

От «Скорой» отбился. От сердобольных бабулек тоже, норовивших «агитатора», на тяжкой своей ниве перетрудившего, чаем с вареньем угостить.

Стыдно? Ой, стыдно! И хорошо, что стыдно, можно о тех двоих не думать, о жареном мясе с напалмовой подливкой.

Отображать рисунки… Применить…

А если бы хач вышел? Узнать не узнал бы, не встречались, но все равно. Не удержался, рассказал бы Варе, прежде чем на диван её уложить — или возле дивана на колени поставить. Смешной случай па-ны-ма-ешь, очкатый парень прямо у подъезда в обморок брякнулся. Смышно, га-га-га! А теперь работай, Охрименко, отрабатывай по полной программе! И-раз, и-раз!..

Умереть бы!

Лисиченко Ольга Ивановна, провизор…

Лицо обычное, улыбка обычная, встретишь в толпе — не запомнишь. Родинка на левой щеке, особая примета. Старая фотография, ей, Лисиченко Ольге Ивановне, двадцать два было, а на фото — девчонка с выпускного бала.

Ниже — статья, интервью. Неужели с родителями?

Закрыл глаза Алёша, очки снял. Протереть, что ли? Вот дьявол, пальцы в крови, разбил, когда к асфальту прикладывался. Хорошо ещё, в собственной.

Достал Алексей Лебедев, отставной демократ и убийца, флешку из кармана. Подумал. Навести «мышь» на фотографию, затем — «сохранить как», потом — смотреть каждое утро, чтобы не забывалась.

Сжал губы Алёша, сунул флешку обратно в карман. Ужимки и прыжки… Ходил по городу до самой ночи, к университету завернул, по Сумской побродил, в свернул в холодный тёмный парк. Хорошо, что интернет-кафе круглосуточное. Постоял в очереди — и ныряй в виртуалку, гляди в глаза той, которую убил.

Лисиченко Ольга Ивановна…

Сдался бы сразу — уже, поди, и допрос сняли бы, и в тюрьму отправили. Или сначала в следственный изолятор полагается?

Дрогнула рука с «мышью». Хватит! Встать, расплатиться, выйти на холодный воздух, вдохнуть полной грудью…

А дальше куда? В тюрьму? Или обратно, в чужую пустую комнату — дожидаться утра? Но утром все по новой, с этим придётся жить не долго, а всегда. Всю жизнь!..

…Бояться, что разыщут, дрожать при виде каждой официальной бумажки в почтовом ящике, шарахаться от всякого, кто в форме, переезжать из города в город, уехать за кордон, в Россию, в Молдавию, может, в Штаты. Годы будут сменяться годами, стукнет тридцать, сорок, полвека, но он останется убийцей, а срок давности для таких, как он, не предусмотрен. И никуда не спрятаться — даже среди белых облаков, даже в лучах прожекторов, даже в мире духов. А он ещё на Десант грешил,