Даймон

спомнил, что прежде, когда Варя защёлкивала старенький американский замок, думалось только о ней. О том, что сейчас, прямо сейчас, уже… Теперь — иначе. Горячая вода в ведре, обязательное «я помоюсь», он не торопит, ждёт терпеливо. Ничего плохого нет, что твоя девушка хочет быть чистой, без капельки грязи на коже, который ты сейчас губами касаться будешь. Только грязь — она разная. Бывает просто, бывает — чужая…

Варя словно испытывает, на прочность проверяет, на боль. «Не целуй пока, рот прополощу. Я сегодня хачу два раза минет робыла». Зачем так, за что?

А молчала бы? Мылась, слова не сказав, а он бы все равно знал, ждал терпеливо…

— Ты нэ зи мною, малюня. Нельзя так! Мучишь себя, меня мучишь. Навищо? Ты тут, я с тобой, нам добрэ. Я позвала, ты пришёл…

Вновь беззвучно губы шевельнулись. Не хотелось уходить из Эдема, из нестойкого рая с небом в светлых зайчиках, с теплом Вариного тела — чистого, пахнущего счастьем, пахнущего тобой…

— Не вставай, Алёша. Полежи ще!

Поздно! Скользнули её руки, опустились, не удержав. Алёша накинул майку, поднял с коврика плавки. На миг почувствовал стыд: голый, в чужой комнате, напротив — горящие окна…

Если бы хача — из пневмопистолета, в лоб? Если его мозги — по всему коридору? Лучше бы стало?

Уйти? Прямо сейчас?

— Ты… Может, чаю заваришь? Травяного, который ты из Тростянца привезла?
* * *

Иногда верные мысли в самый нужный момент посещают. Чувствовал Алёша, понимал — не может уже. Позвала его Варя, он и пришёл, но чтобы прямо с порога: хватит, спасибо, у каждого свой путь… Не вышло — с порога. Посмотрел на девушку, представил, как она платье сбросит… А сейчас и вовсе не время. Получил своё, попользовался — и о полной отставке объявляет. Не устраиваешь ты меня, Варя Охрименко, потому как гордый я стал. Товарищу Северу такая любовница не нужна, он женщин ни с кем делит!

Причём здесь этот Север! Причём? А при том!..

Но и уходить не хотелось — ничего не сказав, не объяснившись толком. Почему бы чаю не выпить? Пока Варя кипяток принесёт, пока трава настоится… Социальная пауза, эмоциональная перебивка. И чай удивительный, ни с чем не сравнимый, Варя травы летом сама собирает, её бабушка учила, а бабушку — её бабушка…

В большой стеклянной банке — коричневый настой. Тёплый парок, лёгкий острый запах…

— Знаешь, що зробымо, Алёша? Ты про що хочешь сейчас говори, ладно? От що в голову придёт, то и говори. Тэбэ потому и плохо бывает, что в себе держишь. Только не про то, яка я плохая, то сама знаю, и ты знаешь. Про щось другое, про историю свою, про книжки, про чего хочешь.

— Сеанс психоанализа устроим? Ты что, Варя, Фрейда начиталась?

— Дурный этот Фрейд, сам же рассказывал.

Рассказывал… Поднёс Алёша горячую чашку к губам, отхлебнул осторожно. Если сейчас сказать, с чем пришёл, станет эта чашка последней. Кому-то иному тростянецкий чай пить, не ему…

Ладно! «Про щось другое»?

— У меня однокурсник есть, Саша Лепко. Я тебе рассказывал — тот, что хакером себя воображает. Он,