Синдром тотальной аллергии(СИ)

Сергей Шведов

Синдром тотальной аллергии

фантастическая быль

Глава 1

Блуждающее озеро Кангыбас не на всякой карте отмечено, а если и отмечено, то пунктиром. Озеро это — ну, просто несбыточная мечта фанатствующих рыболовов и охотников. На его берега никогда не ступала нога инспектора какого-либо природоохранного ведомства. В его плавнях даже в старину не встречали с ружьишком ни кандидата в члены ЦК, ни полковника КГБ, ни даже третьего секретаря самого захудалого райкома, чего уж там говорить о современных президентах, премьерах, спикерах и всякой мелочи вроде губернатора, кому открыты самые заповедные места, недоступные для простых охотников.

Озеро защищает разрушенный вулканический кратер. Выветренные скалы стоят полукругом, как искрошенные зубы великана. Вертолёту тут никак не сесть — выветрившиеся скальные пики торчат — сорвёшь лопасти. Ни один внедорожник не пройдёт по усеянному острыми валунами бездорожью.

Дорог тут как не было, так и нет. Ни один даже самый рискованный и авантюрный инвестор не вложит деньги в дорогу, ведущую в никуда за 250 километров до ближайшего населённого пункта из трёх землянок и десятка юрт. Да и кому тут ездить?

Однако все страстные любители экзотической охоты обязательно покажут вам на карте приблизительное место, где этот охотничий рай расцветает по весне голубым цветком среди каменистой пустыни. И все уверены, что рано или поздно отыщут заветную тропочку в эту затерянную экзотику. Но я до сих пор не встречал ни одного счастливчика-фаната, которому удалось бы там побывать.

Приз первопроходца достался мне.

Как только перед моими глазами раскинулась водная гладь Кангыбаса, я твёрдо решил, что отныне это озеро целиком и полностью будет только моим и ничьим больше. Пусть даже только на время моего халявного отпуска, тайно совмещённого с командировкой. А там жизнь покажет. Ведь уже можно приобретать водные угодья в личную собственность, или я ошибаюсь? Фиг там! Если бы я ошибался, вы никогда не увидели бы дворцово-коттеджных охраняемых зон на берегу моря, речки или лесного озера.

Но извечная борьба всех против всех за обладание уникальной собственностью и её удержание заставляют меня скрывать дрогу в мой охотничий рай. Никому не расскажу, как туда добраться, даже под «сывороткой правды». Так мне велят поступать принципы либеральной морали с её священным принципом частной собственности. Не я их придумал. Мне их навязали, как и всему русскому народу. А если человек человеку — волк, то с волками жить — по-волчьи выть. Так что не обессудьте… Показать-то не покажу дорогу туда, но рассказать можно.

Честно говоря, это было несанкционированное проникновение в частные владения. Десять тысяч квадратных километров в округе уже давно были на корню скуплены ТНК «Уорлд майнинг груп» у получивших на дурку свою самостийность хозяев страны. Крайне немногочисленные в пустыне туземцы даже краем уха не слыхали, что живут уже на чужой, а не на своей земле. Недра тут под завязку набиты полиметаллическими рудами, ювелирными камушками, трансурановыми элементами и прочими минеральными богатствами, которых ещё никто не разрабатывал. Полуразрушенные горы — следы некогда бурной вулканической активности, выплеснувшей все эти подземные сокровища почти что на поверхность. Транснациональная корпорация даже на ближайшие сто лет не планирует начать их разработку, оставляя этот лакомый кусочек в наследство на сладкое будущее для своего изнеженного потомства.

Нога иностранных геологов сюда тоже пока ещё не ступала — корпорация верила в достоверность советской геологической документации, которую прикупила вместе с землёй. Охраны территории, разумеется, тут не было. Ну кто же сможет втихаря выкопать этот драгоценный клад из полувыветрившихся гор среди безводной пустыни в климате с перепадами летних и зимних температур под сто градусов?

Колеса моего квадроцикла с гидроприводом на все четыре умели перешагивать через каменные препятствия, иначе бы я ни за что бы не перевалил за кромку полукруглого горного кряжа, все ещё напоминающего геологам о кратере давным-давно потухшего вулкана. В котловине среди зарослей голубело блуждающее озеро, любившее играть с геодезистами в прятки.

Каждой весной оно освобождалось ото льда за пару километров от прошлогоднего месторасположения. А на освободившемся слое придонного ила летом извергался вулкан невероятно пышной растительности, пробиться через которую было под силу только дикому кабану в броне из жёсткой щетины. Этими кабаньими тропами пользовалось остальное зверьё и, разумеется, местные охотники, которых тут по пальцам перечесть.

Хрупкому тугайному оленю не под силу грудью проложить себе путь в густой чащобе, чтобы не запутаться рогами во вьюнковых лианах. Заблудившиеся низкорослые коровёнки туземцев тоже не отваживались на такое, а лошади и верблюды в дебри не совались, хотя на заливных землях зеленела самая сочная осока. Европейская корова ни за что не станет есть эту жёсткую траву, но местные коровёнки зимой с аппетитом уплетают даже несъедобную камышовую и рогозовую сечку. И даже удивительно посмотреть на верблюда — казалось бы, просто перешагни через низкий кустарник и окажешься в зелёном царстве. Нет же, он упорно будет давиться своей сухой верблюжьей колючкой. Впрочем, у верблюда своя логика, не нам его судить.

Картинка с горки мне открылась просто райская — нетронутая экзотика. Одно расстроило — железная вешка на вершине самой высокой горушки, которую я издали принял за тригонометрический знак геодезистов, оказалась при рассмотрении в бинокль ветряком. Да не самопальным, а промышленным и самым современным. Но я сразу успокоился, потому что догадался — это автоматический анемометр, точнее, анеморумбометр, который передаёт данные о направлении и силе ветра на какую-то метеостанцию или прямо на метеоспутник. Потому что на мачте ветряка я разглядел в бинокль и спутниковую антенну с солнечной батареей.

Но все равно неприятный осадок на душе остался. Я побывал в этих местах далеко не первым.

Разведав дорогу к озеру, я отправился исполнять своё задание по командировке, чтобы остальное время отдаться экзотической охоте и рыбалке. Примерно в десяти километрах от озера на скалистой горушке я нашёл по радиопеленгу ретранслятор космической связи, ради которого меня отправили в дальнюю командировку. За час с небольшим я поменял панели на солнечных батареях, системные блоки и провёл полное профилактическое обслуживание. Герметизацию корпуса не нарушили ни жестокие морозы, ни стоградусный нагрев под летним солнцем, ни ветра, несущие не пыль с песком, а острый щебень.

Задание было сугубо секретное, но меня в этой пустынной дыре никто не мог засечь. Я не заметил на полосках наносной глинистой пыли никаких следов, кроме пустынного волка-каскыра и лисички-корсака. Правда, я сморозил глупость — не сдал в секретную часть свой пропуск со всеми отметками доступа, за что мне секретчики могли ввалить по полной. Пришлось зашить его в подол майки, чтобы не потерять. А так пока всё шло своим путём.

Вернулся к Кангыбасу я уже на закате. Захватывающую красоту озера я оценил собственными глазами уже на следующее утро. А в самом начале спуска с горы к кроваво блеснувшей в последних отблесках вечерней зари воде я остановил машину у какого-то странного обрубка дерева, обвитого вроде бы как высохшею ботвой вьюнка и поросшего засохшими поганками.

— Красотища-то какая! Ну, теперь это все моё.

— Твоё… моё… богово… какая тебе разница? Земля одна для всех, как весь божий свет.

То, что я принял за обросший пень, вдруг шевельнулось, и на меня глянули из-под маскировочной накидки ясно-голубые глаза, немыслимые на старческом лице с глубокими морщинами.