Fugit irreparabile tempus

Леж Юрий. Fugit irreparabile tempus (Летит безвозвратное время)

1

Комната, обставленная простой канцелярской мебелью, пропахшая пылью многочисленных бумаг, вносимых и выносимых из нее десятилетиями, запахом крепкого табачного дыма, повидавшая на своем веку множество людей, заседавших в её стенах, была один в один похожа на десятки тысяч таких же «присутственных» мест России, вот разве что высокие потолки и светлые, просторные окна отличали её от прочих, да еще — чистота и почти идеальный порядок на столах. Стопка чистой бумаги, десяток разноцветных карандашей в подставке, пяток одинаковых, прессованного хрусталя пепельниц, расставленных в центре и по всем четырем углам центрального, основного стола, самого большого и представительного в комнате — вот и весь канцелярский интерьер, ну, и, разумеется, портреты на стенах, куда ж без ликов вождей хоть в райсобесе, хоть в исполкоме, хоть в отделении милиции или вот — здесь.

За столом откровенно скучали двое: молодой, высокий и белобрысый парень в простеньком сером костюмчике, в белой рубашке и однотонном «серьезном» галстуке и мужчина постарше, в новомодном полувоенном френче-пиджаке с выглядывающей из-под него тоже модненькой футболкой защитного цвета. Молодой человек с досадой поглядывал на старшего, который успел отказаться от его предложения на скорую руку разлиновать пару листков бумаги и сыграть в морской бой, а старший товарищ просто сидел, слегка откинувшись на стуле и прикрыв глаза, делая вид, что подремывает от скуки. Однако, когда дверь в комнате распахнулась, именно он первым умудрился встать из неудобного положения, приветствуя вошедшего.

— Так, чего сидим? кого ждем? — спросил вошедший и тут же обратился непосредственно к молодому: — Здравствуй, Сева, не виделся еще с тобой…

— Здравия желаю, Пал Сергеич, — отозвался молодой.

Вошедший, на первый взгляд, был плакатным, типовым офицером, руководителем отдельной, особой службы: лет пятидесяти, но моложавый, подтянутый, с благородной сединой на висках, в хорошем штатском костюме, в модном цветастом галстуке с широким узлом. Демократичное обращение к нему подчиненного, по имени-отчеству, как-то не вязалось с его внешним обликом, но тем не менее таковы были негласные и нигде не записанные правила хорошего тона в отделе, которым командовал подполковник Свиридов. Также в этих правилах значилось и появление на работе в штатском и при галстуках, а едва ли не единственным из сотрудников, кто мог позволить себе любую вольность, да и ту в разумных пределах, был второй человек, ожидавший в комнате своего начальника, капитан Дудинцев. Он же и ответил на вопрос, заданный подполковником:

— «Контру» ждем, Пал Сергеич, они же самые занятые у нас, могут себе позволить и опоздать…

«Контрами» и «контриками» звали в службе контрразведчиков, которые и в самом деле всегда были загружены текущей оперативной работой, и которым частенько прощались невольные опоздания на всевозможные встречи и совещания со смежниками из других подразделений.

— Ну-ну, — покачал головой подполковник, проходя во главу стола и присаживаясь на точно такой же, как под подчиненными, простой конторский стул. — На «контру» не обижайтесь, я вас специально чуть раньше пригласил, от них человек через полчасика подойдет…

— Пал Сергеич, а что за срочность такая? — спросил, как самый скучающий, молодой и нетерпеливый, старший лейтенант Всеволод Васильев. — Сидели, никого не трогали, работу свою работали, и — вдруг…

— Вдруг, Сева, ничего не бывает, — солидно, как и подобает руководителю, ответил банальностью Свиридов. — Все подходит к своему апофеозу постепенно, не торопясь, а если кому-то и покажется что-то в нашей работе неожиданным, значит, человек этот не вполне еще с работой освоился…

После такой отповеди Всеволод мог бы и покраснеть, если бы это умение не самоликвидировалось еще в специализированном училище госбезопасности; он был самым молодым в отделе не только годами, но и стажем работы именно в этом подразделении, а звание свое получил совсем недавно и совсем за другие заслуги, к профилю работы отдела подполковника Свиридова отношения не имеющие.

Сам же подполковник отнюдь не думал отчитывать подчиненного за не вовремя проявленную инициативу. Просто было в характере Павла Сергеевича маленькая безобидная черточка, требующая периодически превращаться из отличного аналитика и администратора в скучного, слегка занудливого педанта, поучающего молодежь. Кстати, и прозвище внутри отдела у него было соответствующее — Ментор. Кто и когда так назвал подполковника, тонуло в пыли архивов и давным-давно обросло байками и легендами, шепотком рассказываемыми в курилках новым сотрудникам. Общаться на такие темы с работниками других отделов и служб считалось среди «свиридовцев» дурным тоном.

— А в самом деле, — заступился за молодого капитан Дудинцев, которому скука в рабочее время была хоть и не в новинку, но никак не в удовольствие. — У меня вот полстола справками и результатами анализов забито, всё читать надо, да обдумывать… а когда теперь?

— Это по синтетическому опию? — вскинулся подполковник. — Давно материалы пришли?

— Вчера вечером из канцелярии передали с сопроводиловкой, — ответил Дудинцев. — Вот с утра только-только рассортировал, пояснительную просмотрел, а тут — труба зовет…

— Так и что там? — подполковник казалось весь подался вперед, к Дудинцеву, но тут же спохватился, возвращаясь на место и разочарованно махнув рукой: — Ладно, всё это уже потом, сейчас будет новое дело… и как мне кажется, поинтереснее нашего опия…

Капитан демонстративно пожал плечами. Каждое новое дело, естественно, всегда казалось интереснее предыдущего, ведь отдел Свиридова, на зависть остальным службам госбезопасности, был лишен привычных, рутинных разработок и оперативных мероприятий.

— Ладно, — сделал вид, что смилостивился к просьбам подчиненных, сказал подполковник. — Тут дело такое. История эта началась с одной стороны — очень давно, почти сразу после войны, когда шли переговоры с китайскими лидерами в Хабаровске. А с другой стороны — всё очень и очень свеженькое, и полугода еще не прошло, как…

2

В соседней комнате загромыхало, лязгнуло металлом. Звук был такой силы, что пробился через гитарные переборы, отвлек, оторвал Сережу от экрана маленького, настольного вычислителя. Сдвинув с ушей громоздкие и, как оказалось, не такие уж изолирующие наушники, молодой человек прислушался. Лязг и грохот в соседней комнате прекратился, сменившись натуженным кряхтением. «Уж не Терминатор ли явился?» — с иронией подумал Сережа, вставая из-за стола и откладывая в сторонку наушники. Героический робот североамериканского производства, присланный из будущего, что б изменить прошлое в пользу Соединенных Штатов был в последние несколько месяцев основным персонажем газетных и журнальных статей «свободного мира». Он лихо расправлялся с сотнями советских солдат, расстраивал коварные планы Верховного Командования и даже проникал на секретнейший аэродром, дабы ликвидировать атомные заряды и не дать русским применить их в Корейской войне. В общем, Северная Америка отчаянно ностальгировала по временам, когда она могла безнаказанно вмешиваться в азиатские и европейские дела, да еще и иметь от такого вмешательства прибыль.

«Вряд ли Терминатор начнет свою борьбу с «мировым злом» на нашей фамильной даче», — подумал с легким огорчением Сережа, приоткрывая дверь.

В соседней комнате возился с парой алюминиевых тазов и табуреткой дед Сережи, крепкий, жилистый старик семидесяти пяти лет. Подняв на внука выцветшие прозрачные глаза, Андрей Семенович слегка расстроено сказал:

— Вот видишь, руки уже не держат… Хотел тихонечко, не спеша, а получилось — на весь дом… Оторвал тебя?

— Да брось, дед, — отозвал Сережа. — Я думал, может случилось чего…