Истории СССР

Основа этого везения крылась в личностях моих начальников Ю.В. и А.И. Так их между собой звали в нашем дружном коллективе. Юрий Владимирович Захаров, доцент и заведующий кафедрой физического воспитания и спорта ЛИАП, был человеком строгим, но с большим чувством юмора. Сам мастер спорта СССР по велосипедным гонкам, он вырос на Васильевском острове и учился в Нахимовском училище. Не любил вранья и лени. Он сам мог обмануть кого угодно, но не хотел. Его мама, партийный работник ленинского призыва, воспитала в сыне заботу о ближних. А ближними у него были все, от профессора кафедры до последнего студента. Поймав второй раз меня на опоздании, он пригласил в кабинет и задал мне только один вопрос, хочу ли я у него работать. Как молодого специалиста меня по закону не могли уволить два года, но я взмолился, чтобы он мне позволил приходить позже за то, что я буду работать до ночи и выполнять все порученные дела. Юрий Владимирович заглянул в моё расписание и, увидев много вечерних занятий, согласился. Больше у нас производственных конфликтов не возникало никогда.

Анатолий Иванович Кузнецов, доцент кафедры и заведующий лабораторией восприимчивости и адаптации человека к нагрузкам, приходил на работу вне расписания, но в это время лучше было стоять перед ним. В молодости он прыгал в длину и был призёром первенств СССР и стройным, как тополь. Теперь, дав волю своему неуёмному аппетиту, он носил на пружинящих ногах необъёмное тело и умную голову. Соображал он на лету. Когда его маленькая дочка капризничала и не хотела есть блинчики, А.И. уплетал их тут же с мягким наставлением «накажем, Леночку, накажем». Большой был педагог! Гуманный! Лаборатория вела исследования воздействий физических нагрузок на качество выполнения умственно — двигательных заданий. С юмором у него дела ладились ещё больше, чем у Юрия Владимировича. Они понимали и доверяли друг другу. Атмосфера на кафедре царила деловая, но без тупой муштры.

Студенты во всех видах спорта показывали замечательные результаты. И почти все, параллельно, занимались исследованиями. Прослыть двоечником считалось позором. Проблем с учёбой не было никогда, а наука процветала и прославлялась даже за пределами Родины. Как-то раз в процессе эксперимента у меня сломался осциллограф и, чтобы не расстраивать А.И., я дополнил недостающие данные тем, что смог предположить. Спустя какое-то время А.И. показал мне отзыв в немецком научном журнале, где наши научные выводы сравнили с открытием новой планеты.

Видимо так совпало, что я пришёл на работу в самый расцвет творческих успехов этого тандема. Из тихого, спокойного студента ЛИАП Витя Ращупкин вырос в олимпийского чемпиона 1980 года в Москве. Успех грандиозный и заслуженный. Его тренеру Владимиру Петровичу Кузнецову присвоили звание заслуженного тренера России. Юрия Владимировича наградили орденом Дружбы народов. А он в свою очередь добился того, что наша лаборатория стала заниматься научным обеспечением сборной команды СССР по лёгкой атлетике. Победить в конкуренции с Государственным, дважды орденоносным институтом физкультуры имени Петра Франциевича Лесгафта значило много. И мы это сделали!

Научные эксперименты мы проводили в легкоатлетическом манеже Виктора Ильича Алексеева, на Зимнем стадионе, в спортивных залах института и на учебно-тренировочных сборах в Сочи, Подольске и Кярику. Могу с уверенностью сказать, что это были не самые плохие места в СССР. Даже напряжённая работа в этих условия казалась курортом. Но было время и для отдыха. В Сочи, после утренних тренировок спортсменов, мы собирались в холле и готовили рекомендации для тренеров. Потом шли купаться в море и собирались на стадион. Валерий Борзов, Игорь Тер-Ованесян, Николай Политико ждали наших расчётов и принимали свои решения по подбору упражнений. Вечером, когда спадала жара, Анатолий Иванович тащил нас на теннисный корт в «Интурист». Все совещания Юрий Владимирович проводил в парке, под сладкое щебетание птиц и одобрительные взоры своей жены Ирочки. Но на серьёзность решений эти обстоятельства места и времени никак не влияли.

Кярику находится в сорока километрах от Тарту, в глубине эстонских лесов, на берегу озера. То, как умеют готовить эстонские повара, нужно не слушать, а пробовать их деликатесы самим. Не многим гражданам СССР это удавалось. Особенно после бани и купаний в лесном озере. На все эти сборы Юрий Владимирович умудрялся брать и студентов нашего института, даже если они ещё только подавали надежды. По своей доброте Ю.В. мне даже позволял брать с собой молодую жену. Это, конечно, было слишком, но он пережил войну и знал что почём. Трудно было понять меру его ценностей. Но это не крохоборство. Надо признаться, часто ребята оправдывали такое его отношение. Женя Шубин, Саша Иванов, Лёша Седов, Серёжа Сидоренко, Игорь Фельд завоёвывали медали первенств СССР и Европы.

Для проведения исследований высшей нервной деятельности спортсменов в лабораторию купили энцефалограф и приняли на работу талантливого физиолога Славу Капустина. Всех, кто работал в лаборатории, Анатолий Иванович приобщал к научной работе и заставлял писать диссертации. Можно накопать кучу материала, а законченной научной работы с конкретными выводами так и не сделать. Экзамены кандидатского минимума по педагогике, иностранному языку и философии мы сдавали в институте физкультуры имени Петра Франциевича Лесгафта, пионера научного подхода к физическому воспитанию человека. Туда же ходили по вечерам на подготовительные занятия. Там-то я и дорвался до изучения английского языка и сдал экзамен сразу по двум, английскому и немецкому. Кстати, защиту диссертации мне рекомендовали проводить на иностранном языке. Вопросов от членов Учёного совета было бы меньше. Защитив диссертации, молодые учёные искали себе более хлебные места. Оказалось, что в СССР есть только один легальный путь к почти, что райской жизни, стать доцентом или профессором в ВУЗе, продвинув науку, защитив диссертацию. Самые высокие зарплаты в стране на уровне 300–500 рублей в месяц, свободное рабочее расписание с лимитированной учебной нагрузкой до двух-трёх дней в неделю и, самое главное, двухмесячный летний отпуск. Наши начальники открыли нам золотые копи Страны Советов. Туда мы все и кинулись, сломя голову. А наши Ю.В. и А.И. набирали новых несмышлёнышей и учили их уму разуму. Но эти ученики помогали и им стать профессорами и свернуть горы науки.

Ю.В., понимая мою увлечённость кинематографом, со скрипом, но отпускал меня на недельку-другую на киносъёмки. Григорий Михайлович Козинцев завершил свою работу над «Королём Лиром» и я ждал, когда он начнёт набор на высшие режиссёрские курсы. Он неважно себя чувствовал и посоветовал мне пока поработать у Ивана Эдмундовича Коха на его кафедре сценического движения.

В те советские времена с большими оговорками разрешали только одно совместительство на полставки, то есть ещё три часа трудового времени. Заботилось правительство, чтобы оставалось у гражданина время на отдых. А то, что денег не хватало на еду, мало кого волновало.

Я оставил почасовую работу в ЛИАПе и устроился совместителем в Ленинградский институт театра, музыки и кинематографии, на курс чечено-ингушской студии к Василию Васильевичу Меркурьеву, с сыном которого, Петей, мы тогда подружились на съёмках фильмов «Проверка на дорогах» и «Дела давно минувших дней». В это же время я работал на фильме «Легенда о Тиле», «Романс о влюблённых» и «Блокада».

Там я начал разрабатывать программу подготовки каскадёров и обучать своих студийцев. Идею студии каскадёров и курса трюковой подготовки мне подсказал Григорий Михайлович, мечтая о том, чтобы его Фабрика Эксцентрического актёра 1920-х годов продолжила свою жизнь. С этого времени я начал готовить каскадёров, то есть актёров эксцентрического жанра на своих тренировках в зале, в автомотоклубе на треке в Сосновке и в конноспортивной школе парка Дубки у Юрия Смыслова, а потом в парке Александрия города Пушкина у Юрия Петрова. В мае 1973 года от разрыва сердца Григорий Михайлович Козинцев умер. Горе смешалось с растерянностью.