Истории СССР

Рано утром над головой заорал петух. Я пожалел, что мы его вчера не съели. Но впереди ещё было время. Натянув сапоги и забросив ружья на плечи, мы отправились бродить по полям. Егор с деревенским стадом оказался не далеко и показал нам, где погонять зайца. Его пёс, услужливо виляя гостям своим облезлым хвостом, бросился по кустам, искать добычу. Но рвение его быстро иссякло и он вернулся к хозяину. Мы шли опушкой леса и болтали о вчерашнем пиршестве, когда прямо из-под ног выскочил заяц и бросился наутёк. Я вскинул ружьё, выцелил его по ушам и… вместо выстрела, чуть не сломал себе палец. Забыл снять ружьё с предохранителя. Живи, косой!

Вечеряли окрошкой с простоквашей и печёной картошечкой. Полакомились печёной куропаткой, которую Егор поймал шапкой, пока пас стадо. Девчонки собрали земляники и подали её на десерт со сливками. Егор советовал нам пойти на кабана, но у нас в голове гулял ветер. Хотелось просто побродить с ружьём по лесу и наудачу снять тетерева или глухаря. Полно в лесу было дичи. Услышав в разговоре, что я учусь на инженера по приборам авиационной медицины, Егор стал упрашивать меня сделать аборт его жене, Кате. А то детей стало так много, что всем не хватает зимой еды. Но я аборты делать не умел, чем сильно его расстроил. В пространном рассказе о сути своей профессии он выделял только до зарезу ему нужное слово медицина. Однако не только это отравляло Егору жизнь. Его головной болью был тот самый колхозный племенной бык. Егор работал пастухом. Спасу с этим быком никакого не было. Месяц тому назад опять доярку к забору пригвоздил. Видимо хитрые испанцы втюхали его нашим скотоводам прямо с корриды. Всех быков в стаде он перекалечил. Неделями в лесу пропадал, а случись с ним что, с Егора девятьсот рублей штрафу грозились востребовать. А он их столько и не видел никогда в своей жизни. С этой тяжёлой мыслью и пошёл Егорушка спать.

Мы с Вовкой лежали на сеновале и обдумывали план завтрашней охоты. Сверчки звонко орали во всю глотку. Изредка, смиряясь со своей судьбой, тяжело вздыхала корова, на секунду заглушая равномерный храп безразличного ко всему борова. Сквозь щели в крыше на тёмном августовском небе виднелись звёзды. Во всём царил миропорядок.

Когда Егор разбудил нас, мы не сразу поняли, в чём дело. Казалось, только закрыли глаза, а уже утро. Только истошный крик петуха вернул нас в действительность. Надо было его зарезать, гусь утром так бы не орал. Мы выпили крынку парного молока с душистым хлебом, макая его в мёд. Натянув на себя одежду, патронташ и ружья, мы спустились к реке. Река парила на утренней прохладе и дала нам умыться ключевой водой. Окуни сухо щёлкали хвостами, пожирая зазевавшихся мальков. Через реку тянулся ветхий дощатый мостик. Мы перешли на другой берег и вскарабкались по круче, хватаясь за стволы ольховых кустарников. Красноватое вспаханное поле простиралось до самого леса. На поле жировали вороны, с опаской поглядывая на непрошеных гостей. Руки сжимали цевье ружья, не ощущая его тяжести. Подняв стволы, мы спугнули ворон, но они вскоре возвернулись к трапезе, одарив нас недобрым взглядом. От кустов отбежала лисица, но как только мы поднимали стволы, она увеличивала дистанцию. Так, незаметно, она заманила нас в лес и, видимо, увела от своей норы. Со свистом пролетели утки, но мы не успели даже опомнится. Над просекой, метрах в сорока, потянул вальдшнеп. Можно было попробовать снять его, но не хотелось нарушать этой изумительной тишины. Вернее это была не тишина, а тихое утреннее ворчание, хлопоты по лесному хозяйству. Да нам вообще не хотелось никого убивать. Нам была приятна погоня, с ружьями наперевес. Просто походить по лесу, полежать на коврах его душистых трав, послушать щебетание птиц. Мы шли по высохшему болоту с редким кустарником и множеством упавших деревьев, в надежде поднять на крыло тетерева или глухаря. Егор сказал, что в этих местах много кабанов и мы с Вовкой договорились встречать их меткими выстрелами в лоб. Но ни картечи, ни пуль мы с собой не взяли. Мы шли, осторожно ступая и прислушиваясь к каждому шороху. Внезапно впереди за кустами раздался хруст сухих ветвей и так же внезапно пропал. Мы замерли на месте, открыв рты. В напряжённой тишине был слышен только стук наших сердец. Ясно, что птица так шуметь не могла. Кто же это? Кабаны? Мы, не сговариваясь, стали искать глазами дерево, но кроме сухих берёзок, с палец толщиной, ничего поблизости не было.

— Может это лесник? — шепнул я.

И в этот момент хруст снова повторился и стих, заставив нас крепче сжать ружья. Я сделал два осторожных шага и выглянул из-за кустов. Шагах в двадцати стоял невероятных размеров чёрный бык и время от времени пощипывал травку. Его огромная, мохнатая холка то и дело вздрагивала. Чудовищных размеров голова стремительно поднималась и также резко застыв, смотрела вдаль. Он прислушивался. Прямо из огромной башки торчали два серповидных рога, зловеще сверкая на солнце. И весь он искрился нетерпением.

Я почувствовал, как мои руки выпускают ружьё и ноги становятся ватными, как будто вся кровь вытекла из них. Стрелять в это чудовище мелкой дробью, значило для нас замену одной казни другой, более страшной. Свирепости у этого палача было с избытком. Тогда мы ещё даже в кино не видели корриду, но, начитавшись Хемингуэя, нафантазировали себе достаточно много. Вова, не видя происходящего, по моим реакциям и жестам почуял неладное и ждал моей команды, глядя на меня преданными глазами. После нескольких молниеносных комбинаций в ватном мозгу созрело единственное решение

— Это же бык! Бежим!

Не сговариваясь, побросав ружья с мелкой дробью, мы метнулись врассыпную. Ноги еле волочились за телом, задевая за коряги и пни. Налетая грудью на берёзки, мы сносили их, как сухую траву. Задев кочку, я со всего маха врезался лицом в землю. Казалось остроконечный рог вот-вот воткнётся в мои ягодицы. Боже! Какая глупая смерть!? В такой день?! В расцвете сил?! Там, в шумном городе, остались дом, институт, планы?! Всё шло прекрасно! И вот этот безмозглый, тупой, остророгий вепрь решит мою судьбу по-своему. Я вскочил и, не оглядываясь назад, как пуля помчался дальше. Когда сознание ко мне вернулось, я понял, что сижу на ветвях высоченной ольхи посреди болота. Птицы, прыгая с ветки на ветку, взволнованно что-то щебетали. Я понял, что жив и что бык меня здесь не достанет. Тёплая волна счастья окатила меня. Я жив! Я здоров! А где же Вова? Палящее жжение покрыло мою голову и щёки. Какой же я негодяй?! Я не мог смотреть птицам в глаза и начал спускаться. Какой я негодяй, оставил друга с быком. Он его разорвал! А может он истекает кровью?!

— Вова! Вова! шипел я пересохшей глоткой.

Я спускался по ольхе, готовый убить этого быка кулаком. А где моё ружьё? Ах да, в кустах. А где же Вова?

— Вова! Вова! — шипение стало звонким.

— Коля! Коля! — послышался родной до боли голос друга.

Вова вылезал из болота, прямо возле моей ольхи и взывал окрест.

Я спрыгнул, чуть не оседлав его своим крупом. Мы расплакались, расхохотались и крепко обнявшись, пошли сушить одежду. Утки просвистели крыльями прямо над нашими головами. Лиса пробежала мимо, не принимая нас всерьёз. Вороны ковыряли на поле червей, без опасения глупых выходок с нашей стороны. Бык не разбил своими острыми рогами нашу зарождавшуюся дружбу. За рекой в деревне, собирая по сусекам последние крошки, накрывал стол Егорушка, готовый ради дружбы снять с себя последнюю рубаху. А жаворонки заливались трелями, целиком разделяя наши чувства.

Спецы спортивного Клондайка

Если у молодого специалиста и могли быть в СССР преференции, то я получил их сполна. Догадался я об этом не сразу, а спустя полгода, когда на дружеской встрече ностальгирующих по студенческим годам выпускников, наша группа собралась в ресторане гостиницы «Европейская». С первой инженерной зарплаты в 110 рублей все пожелали шикануть. Лично у меня такое желание не проходило долго и гулял я по полной программе. Тем более что жил в своём доме в самом центре города, рядом с институтом, да ещё с молодой женой. Что ещё нужно для счастья. От ребят-то я и узнал, что такой вольготной, да ещё интересной, насыщенной командировками на лучшие курорты страны работы нет ни у кого. Я понял, что мне сильно повезло.