Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Твои речи немного грубы, как считаешь? — Беорн помрачнел, став похожим на привидение. Ниар, качнув головой, горько усмехнулась. Оборотень был не первым существом, относившимся к странным рассуждениям Миас с опаской и неприязнью.

— Грубы? Нет, не думаю, — Красная Колдунья развернулась к другу, обеими руками обхватывая кружку с холодным теперь чаем. Удивляясь самой себе и своему откровению, принцесса ангбандская хохотнула. — Я просто с грустью понимаю, что даже моя маленькая революция является промыслом Эру, и что ничего я не могу изменить в собственной жизни. Что бы ни происходило, все идет по плану создателя Арды. И я, как некий рычаг в руках отца, являюсь по сути лишь инструментом для шлифовки истории Средиземья. А осознание безысходности и обреченности меня пугает, Беорн. Ты спросил меня, за что я борюсь, на что отвечу: беря в руки свой меч, я всякий раз вспоминаю разговор с отцом на склонах Эред Энгрина и понимаю, что больше прочего хочу лишь свободы. Желаю владеть своей судьбой, а не подчиняться чужой воле. Жить жизнью ветра, что может летать за гранями сущего мира.

Заметив в глазах Беорна даже не отвращение, но сострадание, Ниар замолчала. Неловко было ощущать жалость со стороны. Чаще прочего Красную Колдунью одаривали ненавистными, злобными взглядами. Пожалуй, именно поэтому ангбандская принцесса неловко ссутулилась, отступая перед таким явным милосердием косолапого человека. Поджав губы и смущенно потупив глаза, старшая дочь Мелькора пыталась оправдать собственную немоту. Не выходило.

— Ох, чародейка, не ожидал я услышать от тебя таких странных слов, — Беорн улыбнулся открыто, от души. В его густом басе звенели чистые ноты доброты и ласки. — Уж кто-кто, но ты должна понимать, насколько свобода понятие относительное. Судьба властна над всем живым, и над Эру тоже. Однако твоя клетка – в твоем уме и только в нем. Захочешь изменить судьбу, с легкостью сделаешь это. И чужой удел поменять будешь в силах, если только в себя поверишь. Но я не отец тебе, чтобы читать нотации. Да и по возрасту права не имею учить тебя.

Ниар закрыла глаза, вслушиваясь в складную речь друга. Оборотень выговаривал слова с жесткостью и уверенностью, не сомневаясь в них и не ставя под сомнения собственные верования. А ведь Беорн – просто смертный человек, жизнь которого пролетит слезой сквозь пальцы мироздания и растворится в пустоте, бегущей к чужим мирам. Не успеет узнать веселый и улыбчивый медведь, что такое тюрьма времени. Не будет видеть множества смертей любимых, не познает частой горечи утрат по-настоящему близких. Не придется оборотню выбирать между долгом и чувствами. И, однако, вопреки мимолетной природе существования, Беорн был тверд в понимании идеалов и неколебим в вере. Как же иногда прекрасны были младшие дети Илуватара. Улыбаясь смерти в лицо, они смеялись над собственными проблемами и не замечали бездны, что ждала впереди всех фиримар.

— О чем ты хотел попросить меня, Беорн? — открывая глаза, Ниар для себя решила, что исполнит любую просьбу приятеля. Так или иначе, оборотень заслужил опеки со стороны Миас. — Долг платежом красен, ты сам сказал так минут пятнадцать назад. Ты приютил меня, кормил, помогал и хранил мою тайну. Проси чего хочешь: золото, власть, земли, может быть, слуг. В моих силах предоставить тебе все это.

Оборотень, заслышав последнюю реплику старшей дочери Мелькора, громко расхохотался, заставив псов своих поднять головы с травы. Не находя в своих речах ничего комичного, Ниар подняла к Беорну тяжелый взгляд. Оборотень, смахнув с уголков глаз слезы смеха, ухмыльнулся.

— Вот беда же с умными людьми, считают, что знают все, — хозяин огромной пасеки, успокоившись, прямо посмотрел на свою «воспитанницу». Красной Колдунье взгляд медведя не понравился: слишком прямой и острый. Не зная даже, чего следует ожидать, старшая Миас расправила плечи и вытянулась в тугую струнку. Любые превратности судьбы Ниар давным-давно приучила себя принимать с легкостью в сердце. — Не нужно мне золото твое, царевна Дор-Даэделота. Ты мне, Ниар, другую службу лучше сослужи. Доведи гномов до Эребора и усади потомка Дурина на трон под Одинокой Горой. Думаю, Торину твоя помощь не будет лишней, особенно в Казад-Думе. Так что, чтобы ты словами со мной не играла, свою просьбу сформулирую иначе: обещай мне, дочь Мелькора, прославленная на востоке заклинательница огня, что наденешь на голову Торина Дубощита корону и народ его приведешь к Эребору. Сдается мне, просьба моя в исполнении будет легкой.

Беорн продолжал улыбаться, а у Ниар непроизвольно отвисла челюсть. Нет, благородство оборотня наследницу Барад-Дура не удивляло, но восхищало и жалило самолюбие. Старшую Миас ошеломил факт иного рода – уже второе существо просило у нее о заступничестве за Короля-под-Горой. Видимо, сам того не ведая, молодой потомок рода Дурина попал в любимчики у судьбы. Ниар, глубоко вздохнув, отвернулась от оборотня.

Ну, вот и как прикажете поступать?

♦♦♦♦♦

Ну, вот и как прикажете поступать? Читать и дальше хочется, а выкрикивать слова во всё горло сил уже не было. Балин, кашлянув, перелистнул страницу. Компаньоны, смиренно жевавшие обед, сидели плотным кружочком вокруг и во все свои большие уши внимали изрекаемым Балином словам. Надо признать, подаренная Ниар книжица всей честной компании пришлась по вкусу. Старый гном тоже нашел сказки Средиземья занимательными. Во всяком случае, добротно изложенные неизвестным автором, они музыкой касались слуха и отвлекали разум от дум мрачных и никому не нужных.

— Формой они походили на три больших драгоценных камня. Но пока не придет срок возвращения Феанора, того, кто погиб еще до сотворения солнца, а сейчас ожидает в залах Мандоса и не приходит больше к своим родичам; пока не исчезнет Солнце и не разрушится Луна – до тех пор не станет известно, из чего были созданы Сильмариллы,* — переведя дыхание, Балин продолжил: — Они напоминали кристаллы алмаза, но были твёрже адаманта, и в Арде не было силы, которая могла бы испортить или уничтожить их. И эти кристаллы, подобные телу детей Илуватара, служили лишь оболочкой внутреннего огня. Тот огонь — внутри их и в каждой их частице, и он — их жизнь. Феанор создал его из смешанного света Дерев Валинора. И этот свет еще живет в Сильмариллах, хотя сами деревья давно засохли и не сияют больше. Поэтому во мраке самой глубокой сокровищницы Сильмариллы горят собственным огнём. Как живые существа, эти камни радовались свету и поглощали его, и отдавали – более красивых оттенков, чем прежде…*

Гном смолк, на этот раз более не находя в себе сил читать дальше. Захлопнув книгу, Балин отложил фолиант Бильбо в сторону и сам потянулся к тарелке с наваристым супом. Снабдивший путешественников провиантом, Беорн (к маленькому счастью для подгорных жителей) сунул кому-то в сумку увесистый мешок с картошкой и сладким луком. Решившие сделать привал около часа тому назад, теперь гномы Эребора сидели на просторном лугу и ели умело сваренную Бомбуром похлёбку. Благодаря оборотня за щедрость, а собрата своего – за кулинарный талант, весь подгорный народец с упоением слушал сказки. Балин, отхлебнув с ложки, хмыкнул. Последние три дня выдались на удивление удачными. И спокойными.

— Эй, мистер Балин! — выкрикнул Фили, прожевывая тонкий и сухой ломоть хлеба. Сдоба оборотня была вкуснее всех сладостей Ривенделла вместе взятых. Пышная, обмазанная медом, она буквально таяла во рту. — А дальше? Что там про камушки?

Отовсюду до гнома начал долетать недовольный ропот. Публика требовала продолжения, а Балину просто хотелось поесть. Бросив взгляд на книгу хоббита, старый гном махнул рукой на компаньонов. Вначале – еда, и уж только потом просвещение. В конце концов, подарок Ниар ноги отрастить себе не мог и убежать никуда, следовательно, тоже возможности не имел. Бильбо, сидевший в сторонке и смаковавший похлебку Бомбура, довольно улыбался. Балину настроение полурослика нравилось. Мистер Бэггинс сиял, как начищенный медяк. Отдых явно пошел «взломщику» на пользу. Как и всем гномам, впрочем.