Чертоги Казад-Дума (СИ)

— Оттянул бы войну на пару сотен лет, — Беорн осторожно улыбнулся краешками губ. Веселья в его глазах, однако, не было совсем. Принцесса ангбандская, поглядывая на перевертыша, думала об эреборцах. Они, вероятно, тряслись сейчас на пони и болтали о всяких глупостях вроде золота. — Смерть не большая цена за возможность сохранить мир, не находишь?

— Не нахожу, — Ниар кивнула в сторону спящих на траве собак. — Посмотри на них, друг. Вот они, твои верные псы, радуются жизни, и ведать не ведают ничего о войне. Им далеки такие понятия, как честь и благородство. Все, что важно этим собакам – благополучие хозяина, сытная еда и теплые деньки, вроде сегодняшнего. И знаешь, Беорн, псы эти везучи. Так объясни мне, чем маленькое счастье в цене уступает геройству? Та война, что ты хотел бы предотвратить, начнется так или иначе, с моей помощью или без нее. Ну, умер бы ты вчера, и что с того? Я отправилась бы странствовать по Средиземью, отыскивая других потомков Дурина. Спорю, долго бродить мне бы не пришлось.

— Люди называют такие действия проявлением смелости и бескорыстности, принцесса, — Беорн не хотел как-то укорить Ниар. В голосе его слышалось только отцовское беспокойство. — И не пытайся прикинуться дурочкой, милая. Я прекрасно знаю, что сердце твое великодушно. Будь ты на моем месте, без страха и оглядки выдала бы Гэндальфу все секреты врага.

— Илуватар великий, какое счастье, что я не на твоем месте, — протянула Ниар безрадостно. Старшей Миас речи оборотня казались здравыми и не лишенными своего потаенного, крепкого смысла. Если бы давным-давно Мелькор не овладел Сильмариллами, но позволил эльфам вернуть утраченное сокровище, Красная Колдунья вместе с братом и сестрой ныне бы покровительствовала Эндору. Не пришлось бы воевать, строить интриги и козни, пытать, грабить, убивать. Мир в одночасье стал бы много проще. Но случилось то, что случилась. И Ниар, не жалуясь на судьбу и не ругая отца, с гордостью в голосе называла себя наследницей трона Дор-Даэделота.

— Не стоит гаерствовать, — Беорн глотнул вина из кружки. — Я ведь вполне серьезно. За те годы, что ты провела в моем доме, я понял одно: слово ты свое ценишь, людей судишь только по делам, врагов жалеешь и войну ведешь честно.

— Жители Гондолина не согласились бы с тобой, — Ниар плотно сжала губы. Она помнила день падения прекрасного города в долине Тумладен. Высокие и стройные пики Эхориата в роковую для эльфов ночь рдяными зубцами раскаленной породы взвивались к предрассветному небу. Хлещущий через перевалы огонь накрывал старших детей Эру одеялом смерти, драконьи крики подобно грому раскатывались над пропитанной кровью землей Амон Гварета, и бесконечные легионы орков черной муравьиной рекою наступали на Гондолин. Гибель и разрушение овеяли эльфов карой Ангбанда. Праздник Врат Лета, светлый и веселый, бессмертные встретили с криками на губах, разбегаясь пред огромными драконами, корчась и рыдая под молниеносными ударами хлыстов балрогов. В той кровопролитной битве не было ничего честного и благородного, но лишь жестокость и тщеславие, свойственные Мелькору. Ниар содрогнулась. Перед глазами вспыхнул образ маленького эльфийского мальчика, потерянно пытавшегося разбудить заснувшую вечным сном мать. — Не многие знают, что в этот город армия шла за мной. И не многим известно, что именно я заставила Маэглина заговорить. Битва за Гондолин, Беорн, была побоищем. Смывая с себя кровь, целый день я провела в ванной. А потом еще неделю слышала запах огня, что исходил от кожи. Так что не приписывай мне качеств, которыми похвастать не могу. Я не благородный воин и честью не дорожу особо. Не знай ты меня близко, назвал бы изувером и деспотом.

— Верно, — после непродолжительной паузы ответил оборотень. Ниар в это время все еще вспоминала старый свой бой на Дозорном Холме. Тогда она приняла облик высокого статного балрога. Эльфы, заприметив демона, стоявшего на одной из северных вершин Окружных Гор, начали кричать. А принцесса Ангбанда, увидев в глазах противников страх, лишь рассмеялась утробно. Высокомерные и кровожадные годы юности. — Но ты защищала свой дом. Да и в обманах твоих я вижу лишь военные хитрости. Разве достоин противник милосердия, если не способен почуять опасность и разглядеть в покое ловушку? Голова нам не просто так дана.

— Слабое утешение, — ввернула девушка, улыбнувшись. — Но чтобы совесть окончательно не пожрала мое и так исстрадавшееся сердце, я рассуждаю тем же образом.

Беорн громко засмеялся. Наследница и создательница Барад-Дура нашла реакцию друга ненормальной, но в ответ все же заставила рассмеяться и себя. Странным все-таки был оборотень. Приютивший под крышей дома орудие Зла невиданной силы, он еще пытался зачем-то в действиях этого орудия отыскать крохи добра. Ниар покачала головой, касаясь губами края своей кружки. Чай, однако, остывал.

— Ну да, ну да, — Беорн протянул руку к старшей дочери Мелькора и встрепал волос на макушке девушки. Последняя тут же ощетинилась, начав бубнить ругательства на черном наречие. — Исстрадавшееся сердце предводительницы армии Ангбанда, владычицы Тангородрима и создательницы Лугбурза. Эх, Ниар, не верю я тебе. В душе твоей полыхает пламя невиданной мощи, и еще очень много тяжелых моментов ты сможешь пережить стойко, без страха и колебаний. Такие существа как ты, сильные, умные, опытные, не тратят сил впустую и сражаются за правду, в которую искренне верят. Да, я знаю, ты любишь Белерианд, скучаешь по отцовской крепости и, пожалуй, родным просторам Дор-Даэделота. Но ответь на вопрос, колдунья: за что должны гибнуть несчастные в твоей войне, а? Во имя чего ты сражаешься, Ниар?

Старшую дочь Мелькора на секунду охватило отчаяние. Бросив на Беорна яростный взгляд, девушка вжалась в спинку деревянной лавки, понимая, что не может дать другу раскрытого, совершенно честного ответа. Сглотнув, Ниар прищурила глаза, взгляд свой обращая к изумрудной траве. Как же сложно порой бывало мысли отражать в словах…

— Под потолками Ангбанда, вылитыми из пластов черного, как гематит, стекла, я часто слышала тоскливые песни орков. Интересно, но существа Средиземья привыкли видеть в уруках зло. И мало кто помнит, что эти темные и несчастные твари, служившие некогда моему отцу, много тысяч лет назад являли собой светлых и высоких эльфов, вечно юных и утонченных, как сам Валинор. Сущность орков происходит от добра, но постоянные пытки и неиссякаемая душевная боль исказили внешность бедолаг и их природу. Однако, Беорн, язык орков крайне схож с квенья. И песни, что уруки пели под Ангбандом, походили на те пропитанные магией гимны, что так любят бессмертные дети Эру и по сей день. Однажды, когда мне исполнилась первая сотня лет, отец повел меня к Эред Энгрину. Вместе с ним мы забрались на самую высокую вершину Железных Гор. Мелькор, поставив меня у края заснеженного утеса, рукой окинул простирающийся внизу Белерианд. Лучи восходящего солнца в тот день золотым морем текли по обширным западным землям, и реки полыхали огнем под взором великого светила. Несколько минут отец мой молчал, давая насладиться открывающимся с гор видом, но потом сказал мне одну вещь, о которой я думаю каждый новый день. Вала, что все Средиземье в ужас ввергает только именем своим, в то утро шептал на ухо мне следующее: «Все, что видишь ты, Ниар, лишь образ, созданный Эру. Каждое существо, каждая травинка и каждая пылинка подчиняется воле великого Илуватара. Орки, которыми ты командуешь, балроги, которых вгоняешь в неистовый ужас, даже драконы, кажущиеся беспрекословно свободными – все они в руках Первого Певца просто марионетки. И мы с тобой, дочь моя, не исключение. На всех есть свои планы у Эру, Ниар, запомни. И действия, что ты якобы совершаешь по собственной воле, являются лишь производными от веления Илуватара. Не забывай об этом, Ниар. И борись за свободу, как боролся я. Потому что каждый имеет право ковать свою судьбу собственными руками». Я не знаю почему, Беорн, но слова Моргота раскаленным тавро легли поперек сердца. Если мой отец был прав, то, получается, несчастные орки по воле творца стали теми уродливыми и кровожадными убийцами, какими мы привыкли их видеть. Но зачем Эру такое? Чтобы слышать в Амане их ужасные скорбные молитвы? Миллионы орков, искалеченных, избитых, жаждущих чужих смертей. Как мог всесильный Илуватар позволить кому-то издеваться над детьми своими? М? Есть ли ответ на этот вопрос? Не думаю.