Чертоги Казад-Дума (СИ)

Там, где под исполинской толщей буйной воды спал Ангбанд, где грозный трехпикий Тангородрим все еще сохранял в себе былой пыл Дор Даэделота – именно там пребывала душа мятежного драконьего духа. Туда и только туда стремился попасть Смог. Впервые за множество лет жизни, ставшей убогой подделкой былого образа мышления и действа, огнедышащий сын Белерианда уверовал в собственную силу и собственную значимость. Отдавшись на волю судьбы по собственному желанию, последний из своего благородного рода решился стать клинком в руках у полноправных владык Средиземья. Помышляя о сражениях за свободу и собственное счастье, Смог в порыве взлетел с вершины Эребора.

Золотые прежде солнечные лучи преобразились, стали гуще и налились багрянцем. Мир воспылал кровавым сиянием.

♦♦♦♦♦

Золотые прежде солнечные лучи преобразились, стали гуще и налились багрянцем. Мир воспылал кровавым сиянием. День угасал медленно, подобно тому, как угасает и вянет веселый огонек догорающей свечи. Холодная зимняя ночь затягивала в серые шали небо с запада, прогоняя свет и тепло прочь из своих владений. Балин, наблюдая за степенной сменой пейзажа, лениво поежился. Легкий мороз и пронизывающий ветер кусали кожу, проникая под теплый плащ. Глубоко вздохнув, мудрый седобородый гном оглянулся на своих спутников. Последние, устало зевая, растаскивали тюки с едой, готовясь к ночлегу.

Две долгие недели пути к горному кряжу – слава Махалу! – подошли к концу. Теперь, неторопливо взбираясь по узким тропинкам к пику взгорка Тухпан, путешественники устало оглядывались назад и грустно смотрели в сторону Железных Холмов. Пейзаж, надо признать, не отличался особым изыском и вряд ли бы смог порадовать тонкие вкусы эльфийских художников: на мили вокруг простирались лишь безжизненные степи, поросшие промерзлой травой и редкими зарослями чахлых кустов. Серая равнина, постепенно погружающаяся в зимнюю спячку, не меняла своего облика вплоть до вздымающихся из земли первых горных отрогов. Ближе к каменным утесам тонкий травяной крой степного ковра редел, уступая место гранитным и базальтовым пластам. В целом, долгий путь на запад начался со спокойных ноток. На пути охотникам до приключений не попадалось врагов. Один день походил на другой, начинаясь с раннего завтрака и заканчиваясь ужином у костра. Еды и воды хватало вдоволь: Даин, искренне сопереживающий своим собратьям, снабдил отряд Торина провиантом, которого могло хватить на долгие месяцы. Каждый, кто отважился покинуть своды Железных Холмов под началом Дубощита, взял с собой столько еды, сколько только мог унести. Лошади милых дам, идущих рядом с бравым подгорным народцем, несли большую часть мешков с припасами. Мереас эльфиек хоть и был плохо приспособлен к перевозке тяжестей, тем не менее, отлично справлялся с нагрузкой. О вороном красавце Ниар и говорить было нечего – Арго, как всем казалось, вообще не замечал тюков на своей широкой спине, рысью кружась вокруг утомленных путников. Даже позавчера, когда юная воспитанница оборотня отослала фриза вместе с тонконогим жеребцом на север, добрый и сильный конь проявил свою потрясающую выносливость. Гномы, решив не взбираться на гору с тяжелой поклажей, нагрузили рослого скакуна дополнительной ношей. А Арго, чуть поведя мордой, лишь весело затрепетал широкими ушами. Отъевшись отборного овса в гостях у гномов севера, фриз похорошел и словно бы даже стал выше. Жаль, но идти по горам с лошадьми – затея не то, что безумная, но просто неосуществимая. С четырехногими друзьями пришлось на время расстаться: Ниар, заверив спутников в том, что Арго отлично знает нужную дорогу и сможет добраться до земель Эриадора самостоятельно, отпустила фриза. Черный конь, топнув ногой о камень, послушно исполнил волю хозяйки, поведя за собой тихого мереаса. Так милые сердцу лошадки и покинули компанию Торина Дубощита. Сам Балин мало верил в то, что вновь увидит как скакунов, так и вверенную им походную утварь. Гном прекрасно представлял, какие опасности могут поджидать неосторожных путников по ту сторону горной цепи. Впрочем, многие были преисполнены уверенности в успехе задуманного. Поэтому эпизод прощания с двумя жеребцами большинству гномов не показался печальной вехой в самом начале нового приключения. Балин, однако, не разделял со своими товарищами радужных грез о благополучном исходе компании. Тонко подмечающий все изменения вокруг, старый наставник Торина беспокоился только больше. Прошедший мимо Глоин, громко причмокнув, вывел седобородого гнома из пучины размышлений. Балин, пробубнив себе под нос ворчливое ругательство в адрес одного из друзей, переступил с ноги на ногу. Хмуро окинув наспех организованный лагерь для ночлега, без особого удовольствия двинулся к костру. Пытливый взгляд остановился на темном силуэте Ниар – девушка стояла поодаль, окидывая окрестности пристальным охотничьим взором. В моменты, когда милой девице удавалось ускользнуть от внимания гномов, она позволяла себе выказывать свои истинные, глубинные чувства. Балин, не раз замечавший эту странность юной барышни, вновь отметил про себя ту глубокую печать грусти и тоски, что отражалась на лице Ниар. Обычно веселая и улыбчивая, вдали от чуждой ей компании воспитанница Беорна более всего походила на эльфийскую стражницу. Поджав губы, гном перешагнул через поваленный тюк с картофелем и, стараясь не задевать суетящихся друзей, направился к девице. Дружелюбно кивнув бессмертным девам, что хлопотали об ужине, наставник Торина бесшумно скользнул вдоль каменной борозды. Остановившись за спиной Ниар, принял выжидательную позу. Балин не сомневался в том, что воспитанница оборотня заметила его приближение. — Я могу Вам чем-то помочь? — она не обернулась, продолжая глядеть вперед. Ее светлые глаза, налившиеся чернотой в сумраке, призрачно поблескивали отсверками небольшого костра. Гном, нахмурившись, сделал неуверенный шаг вперед и встал по правую руку от Ниар. — Я подошел к тебе, деточка, не помощи просить, — деловито начал Балин. Смолкнув, озадаченно потупил взгляд. Чтобы начать беседу, не стоило прибегать к грубому, нравоучительному тону. Лихую наездницу с земель Рованиона назвать глупышкой никто бы не осмелился. Поэтому, памятуя о весьма тяжелом норове Ниар, Балин сменил тактику. Сглотнув, вновь обратился к девушке, на этот раз как к существу равному: — Я скорее подошел, дабы начать разговор. С моими друзьями ты говоришь открыто, милая, но меня отчего-то сторонишься. — Вы мудры и находчивы, мистер гном, — кареглазая чаровница улыбнулась краешками губ, но обернуться к своему собеседнику все равно не пожелала. Словно любуясь пустошами вокруг, она подставляла лицо навстречу промозглому, кусающемуся ветру. — Разве должно мне, особе столь юной и недалекой, обращаться к Вам с глупыми пустяками? Полно. Но если Вы хотели поговорить со мной, буду рада оказаться полезной. Балин, прищурившись, подумал, что начало положено неплохое. Однако интуиция вопила об осторожности, как подстреленная охотником лань. Не понимая, чего ожидать, гном попытался подойти к мучающему его вопросу как можно более деликатно. — Тебе ведь известно, как вся компания относится к тебе, Ниар, — слова давались седобородому мудрецу с крайним трудом. Тщательно обдумывая каждую последующую реплику, эреборец тщетно силился справиться со смущением. — Ты подносила нам еду в доме Беорна, выслушивала наши пения, сносила нас и улыбалась нам тогда, когда у других бы лопнуло терпение. Ты бросилась нам на подмогу в Лихолесье, а о таком чудном даре со стороны судьбы никто из нас и помышлять не смел. У Даина вы с Бильбо кинулись защищать честь компании с теми пылом и яростью, которым может позавидовать любой видавший виды гном. Который день мы путешествуем вместе, и, следует, наконец, признать это, ты и эльфы полюбились нашим сердцам.

— Мне лестно слышать столь добрые, откровенные речи, мистер гном, — развернувшись, Ниар улыбнулась. Прищурив глаза, сложила руки на груди. — Но, право, к чему Вы ведете? Ибо продолжив подобные говоры, Вы вконец введете меня в краску.

— Я не желал смутить тебя, дитя, — Балин чуть опустил плечи, понимая, что слишком оттягивать неприятную часть беседы не стоит. — Однако наше путешествие рано или поздно окончится и хорошо, если итог окажется не плачевным. Просто все мы по дружески и с глубоким уважением относимся друг к другу, а потому малейшие изменения в поведении кажутся нам столь неприкрытыми. Я отношусь к Торину почти как к родному сыну, хотя уверен, он видит во мне лишь дряхлого ворчуна. Последнее время… он, знаешь ли, изменился.