Пустой мир 3. Короны королей (СИ)

— Эдвард! — усиленный внешними динамиками голос фларского графа остановил происходящее. Замерли не только гельские солдаты и офицеры, обернувшиеся в ту сторону, откуда прозвучал окрик, но и тристанские гвардейцы. Сам барон впервые повернул голову, а его правая рука легла на эфес шпаги в ожидании продолжения. Сначала, расталкивая солдат, появились тяжеловооруженные мутанты из отряда личной охраны графа, и секундой позже и он сам в полевом мундире и защитной маске, добиравшийся явно в спешке и даже сейчас до конца не отдышавшийся. — Эдвард! Остановись немедленно! Это самосуд! Я не позволю!

Вассарий чуть не заплакал от счастья, когда увидел графа. Дэлай выглядел взбешенным, а громадные хрюкающие злобные твари, вооруженные полуавтоматическими дробовиками, придавали вес его словам. Солдаты шарахались от этих чудищ, хватаясь за оружие, не понимая, чего от них ожидать. Мутанты же, реагируя на поведение своего хозяина, злились и рычали, тыкая оружием в разные стороны, но не открывали огонь без приказа.

— Не позволишь… так же, как когда-то закрыл глаза на Респира, — произнес Эдвард совсем тихо, но Вассарий стоял достаточно близко, чтобы разобрать слова. Все еще держа руку на эфесе шпаги, барон встал на пути графа, когда тот уже поднимался по ступенькам.

— Именем короны! Немедленно останови все это! — возмутился Дэлай, сделав шаг вперед, но тристанский барон не уступил, заставляя графа стоять на ступеньку ниже. — Ты обещал мне, что не станешь делать этого! Остановись или я объявлю тебя клятвопреступником!

Мутанты, по голосу чувствуя на кого направлен гнев их хозяина, нацелили на Эдварда свое оружие, но в тот же миг очутились под прицелами репульсорных пулеметов тристанских гвардейцев. Толпа ахнула и отступила назад, и почти сразу же прозвучали команды готовиться к бою. Гельские вассалы тоже обнажили клинки, но оставалось неясным, на чьей стороне они собирались выступить.

— Я лишь сказал, что однажды вам придется выбирать, — спокойным и совершенно безэмоциональным тоном ответил Эдвард, — между мной и этим человеком. Сейчас этот момент наступил, и я спрошу у вас лишь один раз, чья верность вам дороже. Готовы ли вы принять верность Эдварда Тристанского, барона Тристанского и герцога Аверийского, либо же вы примете верность Вассария Гельского, графа Гельского и бывшего претендента на престол королевства Рейнсвальд?

Дэлай посмотрел на гвардейцев, стоявших позади Эдварда. Их было не меньше, чем его личных телохранителей, и он слышал тихий звук, который издавали заряженные до передела нагнетательные катушки репульсорных пулеметов, уже снятых с предохранителя. Стоило тристанцу сказать хотя бы слово, и гвардейцы открыли бы огонь без малейших раздумий. Такой вариант претендента на престол не устраивал, тристанский барон был ему нужен, чтобы закончить эту войну. Лишиться человека, известного в войсках, получившего столь широкую поддержку среди простых солдат всех феодов, участвовавших в этом сражении, Дэлай просто не мог себе позволить. И потому сейчас должен был отступить, попытавшись сохранить собственное лицо.

— Барон Эдвард Тристанский, — вздохнув, ответил Дэлай, чуть ли не на ходу подбирая подходящие слова, — сегодня вы пошли против воли будущего короля, следуя собственным клятвам. Вы давали эти клятвы перед нашим взором, и в тот день мы были на вашей стороне. Королю не пристало отказываться от того, что было сделано раньше. И потому… сегодня… Именем короны Рейнсвальда мы позволяем вам свершить казнь, — он отступил назад и, повернувшись к гельским вассалам, добавил, говоря о себе в третьем лице, как разрешалось лишь коронованным особам. — Мы знаем, что произошло. Этот человек нарушил клятву сюзерена, оставив своих вассалов без защиты, он покинул поле боя, поставив под угрозу прорыва оборону Золотых Ворот, святыни Рейнсвальда! По законам военного времени за совершенные преступления Вассарий Гельский будет казнен через повешение.

— Нет! Святое Небо, нет! Я не делал этого! Граф! Граф, вы предатель! Вы бросаете меня! После всего, что я для вас сделал! Вы предаете меня! — взвыл Вассарий, дернувшись так, что чуть не сорвался ногами со стойки. Его едва успел поддержать один из гвардейцев, но теперь уже почти обреченный, пленник не пытался сдерживаться, извиваясь, как только можно и продолжая кричать. — Вы называете меня предателем! А сами! Святое Небо! Не таким, как вы, меня судить! Нет! Нет! Я не хочу! Я не согласен! Я все расскажу!

— Тристанский барон, я признаю вашу клятву верности и доверяюсь ей как самому себе, — стараясь перекричать его вопли, сказал Дэлай. — Ведь именно этого вы хотели? Я ответил на ваш вопрос.

— Нет! — фальцетом заорал Вассарий, когда увидел, что Эдвард опять к нему повернулся. — Барон! Я прошу! Ты не понимаешь, что происходит! Тебя используют! Все уже решено! Мне просто хотят заткнуть рот! Я ведь многое знаю! Ну послушай же меня! — взвыл он, связанными руками хватаясь за руку тристанца, но тот просто выдернул ее из слабого и неудобного захвата.

— Хотя бы умри так, как подобает дворянину, — ответил Эдвард, срывая с него дыхательную маску. Почти лишенный кислорода воздух тут же обжег легкие Вассария, так что тот захлопал ртом, пытаясь вздохнуть, но получая лишь горячую массу углекислого газа с примесями. Выпучив глаза, он что-то еще пытался произнести, но Эдвард, глядя прямо на него, выбил стойку из-под ног.

Лишенное опоры тело тут же повисло на моментально затянувшейся петле, но перекинутая веревка уже была натянута, так что перелома шеи не произошло. Вассарий болтался воздухе, дергаясь во все стороны, пока петля все туже затягивалась на его шее. Тристанский барон все так же стоял напротив, пристально глядя ему в глаза и наблюдая, как медленно угасают последние огоньки надежды на спасение. Он видел в медленно стекленеющих глазах обреченность, отчаяние, предсмертный ужас, а также понимание. Вассарий еще видел Эдварда перед собой, пытаясь вымолить прощение, но слова превращались.

— Я хочу, чтобы ты запомнил мое лицо, — прошептал тристанский барон так, чтобы его слышал только повешенный. — Когда окажешься там и будешь держать ответ перед Рокфором, передай ему, что я прошу у него прощения.

Вассарий уже не дергался и не дышал, но Эдвард все же надеялся, что был услышан. Повернувшись, он увидел, что все вокруг так же внимательно смотрят на него, то ли впечатленные его поступком, то ли просто еще чего-то ждущие. Говорить речи у него сейчас не было ни малейшего желания, поэтому, сделав рукой жест гвардейцам следовать за ним, он спустился с помоста, оставив тело Вассария болтаться в петле. Ему пришлось пройти мимо Дэлая Фларского, смерившего тристанца ледяным взглядом.

— Сегодняшний день мог бы многое изменить, — тихо сказал претендент на престол, когда барон проходил мимо. — Ты пошел против воли короля, Эдвард, ради собственных интересов. Мне будет сложно это забыть.

— Я тоже запомню это, — ответил барон, посмотрев на него в ответ, но даже не замедлив шаг. Со стороны могло показаться, будто они лишь обменялись взглядами, и вряд ли кто-то из свидетелей казни смог понять, что с этого момента отношения этих людей уже не будут прежними.

— Сегодня мы казнили изменника и клятвопреступника, — вернулся к прерванной речи Дэлай, посмотрев на гельских вассалов, все так же стоявших в первых рядах и ждущих продолжения.— Этот человек опозорил свой род, но его позор не коснется честного имени достойных дворян, которых мы видим перед собой. Они, несмотря на угрозу их жизни, выполнили свой воинский долг перед феодом и всем королевством. Как будущий король Рейнсвальда мы признаем вину графа Гельского и справедливость его наказания, ни один из его вассалов не будет подвергнут гонениям, и отныне новым графом станет наследник Вассария Гельского…

Солдаты ответили нестройным радостным гулом, приветствуя такое решение, а вассалы, вышедшие вперед, поклонились новому королю, благодаря за великодушие. Их честь и титулы были сохранены, равно как и само

Гесльское графство сохранило целостность и могло больше не бояться обвинений в трусости или недееспособности, а большего им сейчас и не требовалось.