Хороший, плохой, Рамси (СИ)

– Зачем ты разделся? – задает Рамси единственный вопрос, который его интересует, когда Джон возвращается на кровать и забирается на нее с ногами. Его едва-едва набухший член покачивается между стройных бедер, и светлая капля тянется вниз от мягкой шкурки. Рамси нравится. Напоминает о свежевании и других биологических жидкостях. И просто так – тоже ничего.

– Ты даже меня не слушаешь, – Джон жестко усмехается, садясь напротив, но тут же качает головой. – Нет, как раз ты-то меня слушаешь. И знаешь, как это все должно быть. Так что давай последний раз. Что ты хочешь со мной сделать, Рамси? – он смотрит прямо и спрашивает утомленно. Рамси прикусывает нижнюю губу.

– Я хочу трахнуть тебя. Так любовно, как никто бы не трахнул, – Рамси с трудом и в последний момент вспоминает это слово. Рамси тянет на откровенность без слов. И, кажется, Джон, вздохнув, хотя бы в этом соглашается с ним.

– О’кей. Тогда давай сюда эту штуку – и закончим с этим.

Джон протягивает ладонь, и Рамси приподнимается на руках, двигаясь к нему и подставляя шею. Пальцы смыкаются на кольце, Джон безучастно смотрит в маленькие холодные глаза. И инстинктивно стягивает цепь, когда Рамси двигается еще ближе, легко подхватывает его под спину своей здоровой лапищей. Он тяжело вползает между бедер, выдыхает по лицу нагретым воздухом и почти обжигает, прижавшись волосатой грудью. Как тепло. Как было холодно.

Рамси укладывает Джона на спину бережно, как младенца в колыбель, и уверенно придавливает к родительской постели всем своим горячим, мягким и полным телом. От его кожи душно пахнет, а от давящего веса напрягаются мышцы живота; тяжелый и твердый член притирается в заросшую черными волосами ложбинку между бедром и лобком, Рамси чуток ездит по ней туда-сюда, задирая шкурку, и прохладные капли его обильной смазки остаются на коже. И ладонь под поясницей тоже прохладная и влажная, а толку – все равно жжет до того, что даже вдохнуть тяжко. Джону сводит высохшее резко горло из-за этого и того, как Рамси мягко прикасается к его губам своим приоткрытым жирным ртом, не закрывая глаз, принимая сухой и хриплый выдох рот в рот. Губы у него горькие на вкус и на самом деле.

Рамси слабо, расслабляюще целует Джона и легко увлекается, слегка сосет его губы, но тот почти не отвечает ему. Джон осторожно разводит ноги, перехватывая взмокшими пальцами цепочку; толстый член влажно соскальзывает по внутренней стороне бедра, упираясь потекшей головкой в левую ягодицу. От подмышек подает свежим липким потом, и Рамси такой тяжелый, что будто бы хоронит его заживо под собой. Но Джон должен справиться с этим. Вошедшая шипами в самую кожу цепь все еще в его руке, и он может справиться с этим.

Рамси быстро понимает, что Джон не так уж настроен расслабляться – или такие способы расслабляться просто не для него, – и, откинув голову, попросту сует два пальца себе в рот. Он смотрит на Джона в упор, прогоняя их за щеку, и слюна капает на ладонь, стекает к волосатому запястью. Достаточно облизав, Рамси слегка приподнимается, лезет между напрягшихся бедер Джона, между сжавшихся ягодиц, и не тратит время на ласку – слегка натирает заросший курчавыми волосками вход и разом вталкивает в него оба пальца. Джон глубоко вдыхает, и опасно звякает цепочка – но он только перебирает ее звенья между пальцами, как четки. Рамси нравится, что Джон делает это именно сейчас, и он мягко засаживает пальцы поглубже, подсогнув и неспешно имея туда-сюда. Он знает, как болезненный жар расходится в паху Джона от этого, видит по против воли зардевшимся щекам и дрогнувшим векам, слышит новым глубоким вдохом, чувствует животом, как слабо напрягается его небольшой член. Джон плотно зажимает его пальцы, и это очень медленно и очень сложно – это первая проверка взаимного доверия. Единственная на самом деле. Ложная там и искренняя здесь – для каждого из них.

Но когда Рамси еще чуток мерно трахает Джона пальцами – тот все же расслабляется немного, только чувственно сжимает зад с каждым теплым и глубоким толчком, тихо дыша через рот. Но Рамси все равно добавляет еще палец, туго впихивая все три до ладони, проворачивая и разминая постепенно поддающееся нутро. И только растянув хорошенько, довольно подготовив для себя, вытаскивает. И не может удержаться – он любит запах и вкус даже пальцами трахнутого зада и обсасывает их едва-едва демонстративно, но Джон не отворачивается, смотря на него так же бесстрастно. Рамси отмечает и это, еще пару раз влажно и искушающе проезжаясь приоткрытой головкой по внутренней стороне бедра.

– Ты сегодня не подмывался, Джон Сноу, – он говорит со смешком, скользя языком между пальцами, – хочешь, отлижу тебе там?

– После твоего языка дерьмом только больше нести будет, – отрезает Джон, румянясь сильнее.

– Будешь так отбривать – ничего в жизни не распробуешь, Джон, – пальцы жестко сжимаются на пояснице, и Рамси склоняется к уху Джона, коснувшись губами. – Хотя я бы все равно отлизал у тебя, – он шепчет, щекоча дыханием кожу. – Отлизал бы твой грязный зад прямо после сортира, надраил бы твою зажатую дырку языком. Я бы мог трахнуть тебя языком в любой раз, как тебе бы вздумалось посрать. Мне понравилось бы сделать это с тобой.

– Надеюсь, ты не хотел меня удивить своим пристрастием к очередному дерьму, – сдержанно шепчет Джон, слабо подстягивая ошейник и упираясь в шею Рамси большим пальцем.

– Тебе нужно что-то сделать со своей самооценкой, Джон, – с еще одним смешком дерзит Рамси, пристраиваясь удобнее и опять просовывая руку между бедер Джона, принимая свой член в ладонь. За все прошедшее время его возбуждение, то спадая, то накатывая снова, стало настолько тупым и болезненным, что, только зажав пальцами, он уже чувствует, что может спустить, всунув едва наполовину. Кажется, ему тоже будет чем заняться в плане контроля, пока Джон будет пытаться контролировать его.

– Тебе нужно что-то сделать с тем, что цепь твоего ошейника намотана мне на костяшки, и я сейчас разозлюсь, – Джон тем временем цедит сквозь зубы, и Рамси знает, что все это правда.

– Я пытаюсь, Джон. Но для этого мне нужно сосредоточиться на том, чтобы не обкончать твою тесную жопу, как только всуну, а это пиздец как трудно, когда… мы разговариваем.

Когда ты не можешь срезать ему язык.

Хотя нет. Тогда это было бы еще труднее.

– Не я это начал, – Джон отвечает, когда Рамси уже думает, что все-таки малость перегнул. Но, может быть, именно это сейчас нужно Джону Сноу. По крайней мере, так он может злиться сколько угодно. И, судя по его еще привставшему члену, такие разговоры ему нравятся куда больше, чем лживая ласка. О’кей. Подумав секунду об этом, Рамси еще сплевывает в ладонь – хотя уже и не уверен, надо ли – и поглаживает член, еще притискиваясь и сразу туго впихивая головку наполовину. Джон шипит сквозь зубы, откидывая голову, и неровный румянец снова заливает его щеки.

Позвоночник ноет, кровь греется, и Рамси физически ощущает повышение собственной температуры, бережно входя – и не думая разогнаться. По сочной смазке и так хорошо идет, головка медленно и тесно проскальзывает внутрь, и Джон рвано вдыхает, рефлекторно зажавшись. Но Рамси удобнее опирается на локоть и колени и сует освободившуюся руку между их телами, просто и молча лаская ему окрепший член.

Тот подрагивает, сочится парой капель в его шершавую руку, в гоняющие крайнюю плоть по набухшей головке пальцы; тело Джона такое отзывчивое, не то что он сам. И когда так – Рамси только и хочется сейчас же засадить ему рывком и отъебать покрепче его зажатый зад, чтобы с кровью в трещинах по краю, чтобы порвать и сбивать членом сладковатую венозную смазку. Но нет, в сегодняшнем плане на день пункт “изнасилование” зачеркнут несколько раз, и Рамси сжимает зубы, медленно покачивая напряженными жирными бедрами. У Джона тоже слегка подрагивают колени, но он вроде снова расслабляется, поглаживая цепочку, откинувшись на мощной руке, глубоко и размеренно дыша. Хотя даже в его разжавшийся зад втиснуть член непросто, Джон все равно пиздец какой узкий после того, как в прошлый раз Рамси хорошо так растянул его. И мышцы живота слегка ноют от напряжения, яйца подтягиваются, а в висках пульсирует сердечный ритм; кажется, Рамси тоже заливается румянцем, и окровавленная розовая пелена – как любовно подаренный плащ из сказок – накрывает его с головой, приглушая внешние звуки.