Россия за облаком

теперь не провести. Но мастера ты мне сейчас сдашь. Я понимаю, тебе хотелось бы быть посредником и получать с этого свой процент, но я посредников не люблю, так что обойдёмся без сопливых. А должок ты мне всё равно вернёшь, в качестве воспитательной меры, чтобы умней был на будущее.

— Нет никакого мастера! — простонал Николка, чувствуя, что сейчас расколется и выдаст Никанору Павловичу всё как есть. — Иконы настоящие, ну… может и не древние, но из девятнадцатого века точно!

— Очень жаль, — произнёс Никанор Павлович. — Я думал, ты хоть что-то понял. Придётся объяснять более доходчиво. Сматывай удочки, парень, и поехали с нами. Кстати, у тебя же клюёт! Подсекай!

Николка машинально дёрнул, серебристо блеснула чешуя, и по траве запрыгала выхваченная из воды уклейка. Она трепыхала хвостиком и таращила зеленоватый прозрачный глаз. Николка подхватил рыбёшку и кинул в реку.

— Зря, — заметил Никанор Павлович. — Надо было её на кукан. Есть у тебя кукан?

— Есть.

— Вот и у меня есть. И уж я тебя в речку не отпущу, ты всю жизнь будешь на кукане сидеть и долг отрабатывать. А станешь артачиться — в уху попадёшь. Ну как, маленькая рыбка, будем правду говорить или сначала на сковородку?

— Я и так правду, — сказал Николка и непроизвольно всхлипнул.

— Что ж, пошли в машину. Пока едем, у тебя ещё будет время подумать. Но я тебе очень не завидую, если вздумаешь отпираться потом.

— Бежать не пытайся, — предупредил охранник, и Николка увидал, что ему в правый бок смотрит автоматное дуло. Автоматик был маленький, словно игрушечный, но холодом из тёмного отверстия веяло смертельным.

Николка покорно встал, загипнотизированный этим немигающим взглядом.

Никанор Павлович двинулся к машине, где скучал шофёр, охранник подтолкнул Николу, и тот пошёл, болезненно, печенью ощущая, как в неё начнут впиваться пули.

Потом над самым ухом треснуло, и Никанор Павлович вдруг развернулся и, цепляясь за Николку, начал оползать на землю. Он смотрел красным выпученным глазом, а второго глаза у него не было, там кровавилась глубокая яма, живо напоминающая о разделке телячьей туши после Покрова.

Николка заверещал, стараясь оттолкнуть так дико преобразившегося Никанора Павловича.

— Падай, дурак! — словно гром небесный грянул незнакомый голос, и Николка послушно повалился на бок, благо что ноги не держали.

Неподалёку звонким тракторным звуком застучал автомат.

— Бросай оружие и выходи, или я твоего щенка пришибу! — проревел другой голос.

У Николки не было щенка и не было оружия, поэтому он остался лежать, словно происходящее не имело к нему никакого отношения.

— Микола, ничком лежи, сейчас бензобак рванёт!

«Как в кино… — повторял про себя Николка. — Как в киношке…»

Снова затрещал автомат, и в ответ с полусекундным промежутком хлопнули два ружейных выстрела.

Долго, очень долго ничего не происходило, потом совсем рядом послышалось:

— Лежишь? Молодец. Теперь можешь вставать.

Николка повернул голову и встретил немигающий взгляд Никанора