Под светом убывающей луны (СИ)

Но анализировать, что не так с этим чудищем, совершенно не было времени. Шиноби вскочили с мест, схватили оставшееся лежать оружие и некоторые свитки, забывая про так и не вымытый котелок, не разобранное кострище и оставшийся стоять деревянный купол, уже на бегу пристёгивая подсумки, и со всей возможной скоростью помчались в строну озера.

***

Около семи вечера Дамблдор наконец вернулся в Хогвартс. Узнав об этом, Северус тут же поспешил к нему. Отказался от привычно предложенных лимонных долек; рассказал о побеге пленника, и о похищении, и о проведенной в лесу ночи, заставив директора нахмуриться в волнении. Тот тут же запросил воспоминания, и Северус без промедлений скинул их в Омут Памяти.

Обзаведясь головной болью в висках, но выполнив свой профессорский долг, Снейп, медленно переставляя ноги, ушел в родные подземелья. Оставшись один, Дамблдор устало вздохнул. Сначала противостояние с министерскими чиновниками, теперь разборки с четырьмя пришельцами — всё это здорово утомляло его. Директор нашёл в одном из ящиков стола маленький флакончик Животворящего эликсира. Стало намного легче.

Он запустил руку в один из карманов мантии, будто вспомнив что-то.

«Не этот, не этот… Ах да!..» — и вытащил на свет мятый клочок бумаги. Его он получил, едва появившись в замке, из рук домовика, да так и не открыл до сих пор. Дамблдор, прищурившись, рассмотрел написанное.

Послание принадлежало Хагриду. В нем говорилось о нарушителях, замеченных в лесу накануне в обед и спрашивалось об их здоровье; всё ли в порядке? вернулись ли они в школу? здоровы? потому что он, Хагрид, прикрикнул на них, попытался нагнать и помочь выйти из леса, если они заблудились. Но ребята оказались очень шустрыми, убежали, видно, испугавшись или его самого, такого большого, или наказания.

В скудном описании без труда угадывались личности юных гостей.

***

Снейп, придя к себе в кабинет, упал на кресло и замер, закрыв глаза. Потом собрался с силами и подошёл к шкафу, находя среди подписанных склянок нужную и опрокидывая её в себя. От тут же растворившейся головной боли облегченно выдохнул и снова сел в кресло.

Размытые мысли всё реже посещали его, и профессор скатывался в дремоту. Но странное беспокойство заставило его открыть глаза и выпрямиться. Он оглядел мутноватым взглядом свой до мелочей знакомый кабинет и, щелкнув пальцами, позвал домовичку:

— Тинки!

Появившееся лопоухое создание воззрилось на него с почтением. По каким-то причинам ни домовики, ни следящие заклинания не могли отыскать четверку гостей в Запретном лесу. Возможно, их сбивала собственная атмосфера Леса, возможно — что-то своё, особенное, но факт оставался неизменным. А потому Северус решил поступить иначе.

— Уверен, ты помнишь четверых гостей, сбежавших из замка. Подключи других домовиков, пусть ведут наблюдение за границей леса по всему прилегающему к замку периметру. Пусть развесят сигнальные чары. Сама же возьми ещё троих и дежурьте вокруг озера. Чуть что — сразу ко мне.

Вероятно, стоило не привлекать к делу столько домовиков, а воспользоваться собственной магией. Но сигнальных нитей необходимо было создать много и охватить большую территорию, а значит — почти, если не полностью, опустошить свои силы. Неразумно.

Блуждающие где-то в лесу четыре потенциально опасные существа заставляли его нервничать. Конечно, оставалась надежда, что в Запретном лесу найдется что-то, не позволившее бы им больше выйти на солнечный свет, но она была так же мала, как вероятность того, что Лонгботтом не испортит своё зелье на следующем уроке.

Засыпал Северус тяжело, будто качаясь на волнах в шторм — давал о себе знать тот пузырёк, выпитый накануне. Ему мерещились неясные плывущие тени по углам, большие темные равнодушно-взрослые глазёнки и рыжие локоны.

Глаза он открыл и в ту же секунду подскочил, чувствуя, как что-то с силой тянет его за подол мантии, которую он забыл снять. В ногах стояла Тинки и с взволнованно-нетерпеливым взглядом тянула его на себя.

— Идемте, идемте же, господин профессор, сэр… Ну же… они у озера, Тинки видела. Быстрее же…

Она мертвой хваткой вцепилась ему в локоть и трансгрессировала.

Снейп появился на берегу озера ровно в тот миг, когда четыре фигуры, замершие на расстоянии полуметра от берега, медленно входили в воду. Ливень в тот же миг промочил зельевара насквозь, и Северус шепнул водоотталкивающие чары. Фигурки детей шли медленно, тяжело; вода будто загустела, выдавая пузырьки кислорода на поверхность с громкими лопающимся «бульк», словно трясина; неторопливо, с чавканьем детские тела погружались в неё. Снейп выхватил палочку и указал на того, что был ближе:

— Вингардиум Левиоса!

В тот миг Северус не думал, что ему просто может не хватить сил вытянуть ребенка из болота, в которое превратилось их чистейшее Черное Озеро. Но луч, достигнув поверхности трясины, тут же истаял и исчез, будто впитавшись в вонючую жидкость, только ускорив погружение. Снейп лишь успел поймать взгляд знакомых по-детски больших черных глаз, в которых ликование смешивалось с растерянностью. Северус узнал их обладателя.

И с тех пор больше никогда не видел.

***

Мадара, Изуна, Хаширама и Тобирама сидели друг подле друга около быстро текущей реки и молчали в некоторой неловкости.

Когда они, отплевываясь от воды и жадно вдыхая воздух, выбрались на берег болота (которое уже совершенно таким не казалось, ведь сквозь толщу воды были видны все до единого камешки на дне), то, придя в себя, некоторое время не расходились и молча сидели на берегу.

Детали последней ночи в мире волшебников совершенно отказывались вспоминаться, и все события, включая смазанное, полу-мистическое возвращение, казались нереальными. Почти забытый родной мир ощущался только тяжестью ответственности на плечах.

«Отдых закончился, начинаются привычные будни», — невесело подумал тогда Мадара, поглядывая то на поникшего Хашираму, то на не менее подавленного отото, который постоянно кидал взгляды на Тобираму. Лицо последнего и вовсе замерло неподвижной маской. Расходиться сейчас, — беспощадно разрывать то, что они вместе, общими усилиями, создали за эту неделю, — было очень сложно.

Сложно — но не невозможно. А потому Мадара, чувствующий, что именно он должен сделать первый шаг, поднялся на ноги, оглядел Сенджу и сказал:

— Вот мы и вернулись. Уверен, наши кланы нас уже похоронили и оплакали. Нам с братом пора уходить — ведь здесь, в Стране Огня, временное перемирие между нами заканчивается, и следующая встреча произойдет лишь на поле боя.

По мере того, как он говорил, глаза Хаширамы всё больше и больше тускнели. На него становилось физически больно смотреть: казалось, тёплый, ласковый огонёк безжалостно заливают водой, и он гаснет, даже не пытаясь сопротивляться.

Сам же Сенджу чувствовал опустошение, в один миг охватившее его, разрушившее до основания успевшую стать материальной за эти дни мечту. Неделя, проведенная бок о бок, в мире, другом мире, что так крепко сплотил их — и одного мгновения в родном оказалось достаточно, чтобы забыть всё это? Неужели для него это всё ничего не значило? Неужели не убедило, что мир — возможен? Счастье — возможно?

Спокойная жизнь бок о бок… возможна.

Мадара снова отказывался от него; даже после того, как их братья, кажется, примирились, сошлись. Снова рушил наведенные между ними мосты.

А останься мы там, такого бы не произошло…

Хаширама опустил глаза, мельком отмечая, как понуро склонились плечи Изуны.

— Но, — вдруг снова заговорил Учиха, — может быть, ты… вы с Тобирамой сможете прийти сюда… недели через две? Как раз все волнения успокоятся, и мы смогли бы… встретиться. Обсудить, как… всё будет дальше. На той самой речке, где мы с тобой учились кидать камни. Как ты… на это смотришь, Хаширама?

Тот резко поднял голову, потрясенно уставившись на друга. Выдохнул шёпотом:

— Ты… что ты сказал?..

Следующие несколько дней в клане Сенджу прошли в непрекращающейся суматохе. Никто не ожидал, что дети Главы клана, затерявшиеся в неизвестности вместе с наследниками Учиха, всё ещё живы. Их проверили на ментальные вмешательства, обнаружили по одному у каждого, получили заверения, что сами вернувшиеся о них знают. И, только избавившись от воздействий, успокоились и позволили себе выразить радость по поводу возвращения наследников, будущего усиления клана и прочая, и прочая.