Воспоминания из будущего (СИ)

Он быстро скинул обувь и проводил профессора до гостиной, где усадил на диван. Затем, слушая задушевные тексты популярных в прошлом веке хитов, аккуратно расстёгивал его пиджак, жилет и рубашку, а Юэн, к его удивлению, вообще не сопротивлялся. Это играло на руку Хейдену, когда он, снова поднимая его с дивана и стараясь, чтобы тот не упал по пути или не выкинул чего пострашнее, наскоро довёл его до ванной и заставил зайти в душевую кабинку, предварительно сняв штаны, а сам остался стоять у раковины, наблюдая, как МакГрегор корячится с кранами, не разбираясь в них.

— Хейден! — позвал он. — Я не помню, откуда должна течь вода.

— Не придумывайте, профессор, — раздражённо ответил Кристенсен и заглянул в душевую кабинку и почти сразу же лишился дара речи. Дыхание спёрло где-то в горле. Юэн стоял перед ним совершенно голый. Попятившись обратно, Хейден заговорил: — Вы всё прекрасно знаете, Юэн. Знаете, как пользоваться… — его голос дрогнул. На мгновение ему показалось, что МакГрегор смотрит на него совершенно трезвым взглядом и просит о помощи. Хейдену ничего не оставалось, как ютиться вместе с ним в узкую кабинку. Он скинул свою рубашку, позаимствованную из гардероба Юэна накануне, и остался в одних джинсах. Затем взял мочалку и принялся намыливать профессора, старательно натирая его спину и при этом проклиная весь мир от самого основания. А ещё людей, придумавших хранить алкогольные напитки на борту частного самолёта переселенцев.

Ему было безумно стыдно. От каждого прикосновения к оголённой коже профессора. Теперь он мог видеть каждый его мускул, каждый кубик пресса, родинку, прыщ, морщину — всё было во власти его взгляда. Только не при таких обстоятельствах он хотел бы заполучить столь ценную картину. Не сейчас…

Наспех помыв профессора и стараясь не смотреть ему ниже пояса (даже мысль о том, что у самого Хейдена строение тело было в точности таким же, не отменяла его бесконечного смущения). Когда он вдоволь натрогался его тела, он быстро вышел из кабинки, подавая профессору полотенце, а сам выходя за дверь. Он нашёл большой гардероб, тянувшийся вдоль стены в спальне, наугад вытащил оттуда старую помятую футболку, которую свет, наверное, не видел с чудесных времён выпускного Юэна. Затем отыскал какие-никакие широкие трусы и пошёл с этим богатством обратно.

Он не стал просить, чтобы профессор сам надел футболку, а потому сам кое-как натянул её и помог ему выйти, направляясь прямиком в спальню. Сказать, что он уложил его на кровать, было бы несправедливо, потому что ему так и не удалось этого сделать до конца. Он лишь долгими уговорами настаивал на том, что в столь позднее время пора спать, а Юэн предлагал продолжить его импровизированную вечеринку и всячески намекал, что на кухне он может найти лишнюю бутылку шампанского.

— Нет, Юэн, пожалуйста, ложитесь спать, — вновь попросил Хейден, прикладывая немного силы, дабы повалить этого непослушного профессора на кровать, а тот упирался.

— Хочешь со мной? — заплетающимся языком спросил тот, цепляясь за руки студента и стараясь уложить его вместе с собой. От него отчётливо несло запахом алкоголя.

— Прошу вас, не надо, — упирался Кристенсен, вырывая свои руки из цепких объятий профессора, но тот, вопреки всему, к тому же обладая большей мышечной массой, смог-таки притянуть к себе студента, и тот неожиданно для себя самого упал прямо на грудь Юэна. Ещё пару мгновений они смотрели друг другу в сияющие голубые глаза (у профессора — от хмели, у студента — от страха), а затем всё произошло настолько быстро, что они оба не смогли этого заметить.

Прижав руки Хейдена к кровати, а затем обхватив его плечи, Юэн приник к его устам своими и принялся жадно целовать, будто каждое прикосновение к девственной коже юноши было живительным глотком воды. И чем больше он целовал его, тем больше ему не хватало.

Хейден не отстранялся. Сперва он пытался вырваться из этих горячих объятий, но все это продлилось настолько незначительные доли секунды, что уже быстро он сдался этим сильным рукам и позволил командовать собой. Юэн пропускал свои ладони сквозь непослушные волосы Хейдена, ворошил их, и от каждого прикосновения по телу Кристенсена проходили мурашки. Тот не знал, что делать, не мог ответить на самые простые вопросы вроде куда следует положить руки или что он должен делать, а потому решил поддаться течению событий и не предпринимал ничего.

И несмотря на то, что он так давно хотел оказаться в такой ситуации, он не был доволен. Он бы удручён, что профессор заметил его только находясь в состоянии опьянения. С печальным выражением глаз он отвечал на его поцелуи, зная, что на следующее утро воспоминание об этой ночи останется только в его голове.

Руки Юэна опускались всё ниже, нежно поглаживая спину Хейдена и доходя до бёдер. Хейден был бы счастлив продолжать начатое, только в этот момент профессор убрал руки, дотронулся ими до лица Кристенсена и, взглянув в его чистые, непонимающие глаза, произнёс:

— Я люблю тебя, Хейден…

Произнёс так спокойно, будто это был общеизвестный факт. Будто бы всем была очевидна эта истина. Хейден застыл в изумлении, с открытым ртом смотря на него. Профессор погладил его светлые волосы, провёл ладонью по правой щеке и остановился на шее. А затем томно прикрыл глаза, и студент услышал тихое посапывание.

Юэн заснул. А Хейден встал с кровати, укрывая его одеялом и печальным взором в последний раз окидывая спальню. Он ушёл в гостиную, смотря, как город утопает в ночи, и лёг на диван, обуреваемой страстью, с которой встретился в первый раз в жизни.

Комментарий к

Автор рыдает Т.Т

========== Часть 19 ==========

Хейден проснулся, когда первые лучи солнца ласково проникли сквозь окно и остановились на лице студента, скромно приветствуя его. Он открыл глаза и нашёл себя на диване в гостиной своего профессора. Ему даже не надо было вспоминать, что произошло вчерашней ночью, потому что он ни на секунду об этом не забывал. И, наверное, не забудет на всю свою жизнь.

Ему снился странный сон. А странный он был лишь потому, что события в нём менялись с неимоверно высокой скоростью, заостряя внимание лишь на самых, как ему показалось, важных эпизодах. Тяжело вздохнув, Хейден приподнялся с дивана, ощущая какую-то тяжесть в теле, и поплёлся в сторону ванной — в этот раз будучи уверенным, что не застанет там Юэна: его храп доносился из-за приоткрытой двери в спальню. Он поспешил окатить лицо холодной водой из-под крана, а затем залез в ту самую душевую кабинку, в которой вчера стоял вплотную к МакГрегору, и воспоминания нахлынули на него с новой силой, заставляя почувствовать те же самые смущение и нелепость, которым он был подвергнут.

Холодная вода помогла ему проснуться. Окатывая его худое тело, она придавала свежести и сил, которых недоставало Хейдену уже несколько последних лет.

Сегодня был понедельник. Он мог догадаться, что, возможно, скоро начнётся первая лекция, но появляться на ней не было никакого смысла. Преподаватель-то не придёт — он спит в паре метров отсюда и видит сладкие сны о будущем. Да и не хотелось Хейдену сегодня никуда идти. Слишком насыщенными были события предшествующих дней.

Что в итоге он узнал? Если вкратце, он является так называемым переселенцем, счастливчиком, способным проживать ещё одну жизнь — ещё одну из своих инкарнаций — только исключительно во сне. Обычно переселенцы видят лишь то, кем они были в прошлой жизни, однако он, его профессор, Лиам и Натали получили возможность прожить будущую, потому что, по догадкам многих, судьба таким образом посылает им какой-то знак. Всё это казалось настолько запутанным, что подчас Хейдену хотелось лишь забыть обо всём, как о страшном сне, но — так не выходило. Поэтому ему пришлось мириться с реальностью. А сама реальность оказалась намного глубже, чем он думал.

А ещё вчера он услышал историю о двух связанных одной судьбой душах, преследовавших друг друга на протяжении долгих веков. Удивительная история связи Евы и Адама была основополагающей его мыслей. Помимо этого, он узнал, что последнюю инкарнацию Евы звали Дейзи, и жила она в Нью-Йорке, пока не погибла около десяти лет назад. Хейден уже не сомневался, что причиной снова был Адам, этот эгоистичный и наглый скользкий тип, готовый на всё ради собственного удовлетворения. И даже россказни о его чистой и искренней любви казались выдумкой, потому что любовь, в первую очередь, предполагает самоотверженность, самозабвенность, но явно не самый выраженный показатель себялюбия, который показывал Адам.