Воспоминания из будущего (СИ)

Однако надо воздать ему должное. Он никогда не прикасался к ней, если она сама того не позволяла. Он держался от неё на почтительном расстоянии и даже поцеловать боялся, лишь бы только она не разгневалась. Он относился к ней как к царице и боготворил её. Она похитила его сердце. Она вырвала его сердце и сожгла, насмехаясь над ним, и он погиб от душившего его чувства к ней. У них не осталось детей. Они провели своё вечное заточение в том замке, пока их души не переселились в другие тела.

Но у Адама был план. Он не хотел отпускать её от себя и позволять ей любить кого-то ещё, а единственный способ остаться друг с другом навсегда — возыметь одинаковую судьбу, связанные души и разумы. Он понимал, каким ценнейшим даром обладает, раз может видеть своё прошлое, а потому, развив свои способности до невообразимых, смог вторгнуться в разум Евы. Однако он не подозревал, что у неё тоже немалые способности. С тех пор и началась эта гонка, о которой ты хоть немного смог узнать, — вздохнул Юэн, вновь поглощая коньяк.

Хейден сидел в задумчивости и не мог ничего сказать в ответ. Он лишь переваривал информацию, которую ему только что сказал Юэн, и всё шире округлял свои глаза по мере понимания истории. Между делом профессор, крутя в руках бокал, продолжил:

— Евой её называют все, чтобы обобщить образ о ней. Дьявола же зовут Люцифером, хотя у него много имён. Так же и у Евы. Последнюю её реинкарнацию звали Дейзи, и её вроде бы замечали в Нью-Йорке.

Хейден вздрогнул. Вздрогнул так, что по телу побежали мурашки.

— Дейзи?! — воскликнул он. Дейзи, Нью-Йорк, последняя реинкарнация…

— Да, — нахмурив брови, отозвался Юэн.

— Она сейчас жива?

— Насколько я знаю, погибла лет десять назад.

— Десять…

Хейден начинал осознавать некоторые вещи, что не укладывались в его голове. Темноволосая белокожая женщина, красивая, как сам свет, гордая, неприступная и бесконечно умная… по имени Дейзи.

— Что с тобой, Хейден?

Профессор видел, как лоб студента покрывается испариной, тому становится трудно дышать и он вскакивает со своего кресла, мечась по кабине и стараясь успокоиться. Юэн подскочил сразу же, подбегая к нему на всех парах и смотря на него снизу вверх.

— Хейден! — вскрикнул он, и тот, не в силах хоть что-то выговорил, лишь промычал слова, которые МакГрегор с трудом разобрал.

— Мою маму звали Дейзи, Юэн. И она погибла десять лет назад.

========== Часть 18 ==========

Юэн не помнил, когда в последний раз употреблял такое же количество коньяка, как сегодня, причём за столь короткое время. Он напился, по-настоящему напился — и понял об этом слишком поздно, чтобы предотвратить опьянение. Хейден лишь исподтишка наблюдал за ним, не в силах упрекнуть своего профессора в действиях, а потому всячески намекал ему на предстоящий тяжёлый день, на неимоверное количество занятий на неделе и тяжёлые будни.

Но МакГрегор не слушал. Незаметно для себя он снова и снова просил подливать ему в стакан коньяку, а затем хлестал его с улыбкой на лице — под конец полёта он уже не стесняясь предложил спиртное своему студенту, но тот, обладая благоразумием, отказался. Профессор то и дело вспоминал нелепые истории из жизни, и уже вскоре Хейден в подробностях знал про выпускной своего преподавателя, защиту его диплома и прочие формальности, через которые должны проходить все студенты.

Под конец путешествия Хейден уже напрямую обратился к Юэну, попросив отставить стакан в сторону — он мог позволить себе немного грубости, все равно Макгрегор бы ничего не вспомнил на следующее утро. Профессор, подмигнув ему и снова двусмысленно произнеся: «Ну как скажешь, малыш», — послушался разумного студента и послал ему воздушный поцелуй с соседнего кресла. Кристенсен залился краской и вскинул брови, но решил не придавать значения — все же МакГрегор был пьян, а все его поступки — лишены смысла.

Они приземлились, и неспешный спуск по трапу сопровождался отчаянными попытками Юэна не отпускать от себя бортпроводника, умоляя оставить их вдвоём наедине. Юноша в форме, округлив глаза, сам стал выталкивать профессора из самолёта, уже не отвечая на его провокации. Он лишь перекинулся взглядом с Кристенсеном и нашёл в его голубых глазах сочувствие и те же самые по степени равные своим раздражение и дикую усталость. Хейден проводил Юэна до такси, уже поджидавшего их возле аэропорта, усадил его на заднее сиденье и опустился рядом. Затем сказал водителю адрес, и они тронулись с места, проезжая по ночному городу — миру чарующих огней, звёзд и особенного воздуха, распространявшегося по всему Нью-Йорку, такому родному, милому Нью-Йорку. Удивительно, думал Хейден, он и не замечал, как скучал по городу, находясь в лагере.

Юэн сидел рядом, прикрыв глаза и наслаждаясь мягким движением колёс черного автомобиля. Такой статный, привлекательный и… абсолютно пьяный, заметил Хейден, причём первое — с нескрываемой улыбкой, а последнее — со сложенными в тонкую линию губами. И так они ехали, не замечая ничего вокруг и лишь ожидая, пока дом появится на горизонте.

Мимо горящих вывесок, бизнес центров, кинотеатров, магазинов и ресторанов — неотъемлемых частей материального мира, поглотивших всех без разбора. Мимо громкой музыки и яркого неона в темных переулках, мимо парка — единственного островка природы в крупном мегаполисе. Мимо дорогого, недоступного и манящего, пока не въехали в тихие районы, до которых тускло доходил свет из центра и слабо, теряя свои ноты, долетала музыка.

Юэн смотрел в окно, наверное, не узнавая собственные пейзажи, и блуждал ладонью по сиденью в поисках руки Хейдена. Наконец найдя её вслепую — Кристенсен не пытался препятствовать этому — он накрыл её, как будто в этом было его единственное утешение. Профессор повернулся и блуждающим взором наткнувшись прямо на мимолетный и строгий взгляд Хейдена улыбнулся ещё шире, только в отличие от хмельной улыбки в этой читалась незатаенная грусть.

— Ты такой красивый, — прошептал он, любуясь профилем своего студента в тусклом свете фонарей, лучи которых еле доходили до окон автомобиля. Его короткие торчащие волосы, ещё только начинавшиеся кудри, светлые локоны, как у Аполлона. Сияющие глаза, в секунду отражающие тысячи эмоций сразу, и невозможно было узнать, какие из них преобладали в конкретный момент. И все это с нескончаемой трагедией, мучившей его на протяжении многих лет. Юэн тяжело вздохнул, будучи не удостоенным ответом студента, и снова отвернулся, а Хейден, не зная, куда спрятать взгляд, молился, чтобы профессор забыл все, что сказал и сделал этим вечером, кроме этой, одной-единственной, самой чувственной и проникновенной фразы.

***

Lola Blanc — Fly Away

Хейден поблагодарил судьбу и пилота самолёта за то, что те доставили их домой ближе к ночи. Иначе он представления не имел, как бы затащил профессора в его дорогую квартиру в конец пьяного и совершенно не осознающего, что происходит на глазах, у таких же приличных богатых людей. «Лучше бы он жил в собственном доме где-нибудь на окраине», — думал Кристенсен, приветствуя консьержа и с невозмутимым взглядом и влача профессора по полу, придерживая его за плечо. Благо, консьерж слишком хорошо знал МакГрегора, чтобы не впустить их. Хейден молился, чтобы никто не зашёл в подъезд, пока они стояли в ожидании лифта. Тот, как назло, влачился с самой минимальной скоростью, которая только может быть. В этот момент профессор принялся распевать песни, знакомые ему ещё со студенческой поры, которые Кристенсен узнал лишь потому, что пару раз слышал их по радио. Он понимал, что заставить преподавателя замолчать — идея бессмысленная. Настолько же бессмысленная, как и все выходки Юэну в этот момент. В конце концов они добрались до нужного этажа, и тогда студент был готов упасть без сил, потому что профессор забыл, куда положил ключи и положил ли вообще. Хейден принялся копаться в его портфеле, перерыл все возможные карманы и лишь когда надежда решила покинуть его, он нашёл их звякающими на дне. Открыл дверь просторной студии и впустил лучи искусственного света из коридора, а за ними — как будто лишенное костей тело профессора. Тот продолжал скулить во все голос отрадные песни из восьмидесятых, а Хейден спешил закрыть дверь, пока кто-нибудь не обнаружился на лестничной площадке.