Воспоминания из будущего (СИ)

========== Часть 1 ==========

Юэн МакГрегор, сорокалетний профессор физики, переключил слайд презентации кнопкой на пульте проектора. Взглядам студента предстал портрет австрийского учёного и одна из самых известных его теорий.

— В этом мире все относительно. В очень, очень мелких масштабах мир состоит из вещей, ведущих себя весьма необычно. Одна из наиболее странных характеристик таких объектов — способность находиться в двух взаимоисключающих состояниях одновременно. Думаю, вы догадались, о чем сегодня пойдёт речь? — Юэн с улыбкой окинул аудиторию взглядом.

— Парадокс Шрёдингера, — послышалось с последних рядов, и профессор снова улыбнулся.

— Совершенно верно! — профессор сошёл с кафедры и встал вплотную к первому ряду. — Я рад, что наши студенты имеют такие глубокие познания в темах, которые мы ещё не затрагивали. Что же, тогда, я надеюсь, новый материал будет восприниматься легче, — и Юэн нажал на кнопку пульта, включающего проектор. Слайды понеслись один за другим, как только профессор МакГрегор стал объяснять сегодняшнюю тему.

В мире все и вправду было довольно относительно. Так и с жизнью самого Юэна. Казалось бы, обыкновенный профессор, преподающий физику в колледже; жил в однокомнатной квартире на углу двух авеню и не торопился домой каждодневно после работы. Иной раз он мог задержаться и до ночи — так, что, кроме него, в колледже оставались лишь уборщики — и свет выходил на улицу из одинокого окна. Он работал с кипами бумаг, корпел над учебниками, составляя всё новые лекции и методические пособия для студентов. Некоторые могли даже посчитать его трудоголиком, но это не была главная причина для него так усердно трудиться каждый вечер. Его жизнь в принципе была наполнена странными событиями, и не всем он мог дать нормальное объяснение. Одни дни текли размеренно, события спокойно сменяли друг друга, и все шло своим чередом — вот он скучает в библиотеке или пьёт давно остывший чай за столом, глядя на тёмный вечер за окном. То были обычные дни; но в другие Юэн чувствовал, что его жизнь находится на грани — она не подчиняется никаким законам. Профессор хранил одну большую тайну. Тайну, которая грозилась уничтожить не просто неординарность его бытия, но и саму жизнь.

Преподавая физику и — иногда — высшую математику в колледже, он немного отвлекался. Заматывал себя работой до бессонницы, чтобы не возвращаться к мучительным воспоминаниям, и зачастую доводил себя до изнеможения. От этого его красивое лицо покрывалось морщинами, а в голубых глазах появлялась печаль. Он пытался улыбаться — и давить из себя улыбку вроде было не трудно — только искренней она не была.

Он вжился в свою профессию, как актёры вживаются в роли. Для своей работы он старался, как мог, выжимая из себя все силы. Администрация и студенты любили его — и, как ни иронично, в первую очередь, за его доброжелательное отношение ко всему. Слушать его лекции было поистине приятно. Его мелодичный, немного высокий голос, как у прирождённого певца, не вызывал скуки, а, наоборот, вызывал желание внимать ему. Сотни студенток, подпирая подбородок двумя ладонями, с блеском в глазах проникались новым материалом, и тот становился действительно интересным. Что это было — старания профессора (его врождённая усидчивость, перфекционизм и желание сделать всё идеально, чтобы учащиеся наконец стали его слушать) или же его внешность, каким-то странным образом влияющая на студентов? Не только девушки опьяневшими глазами провожали его взглядом, когда он проходил по коридору; не только они наперебой желали ему доброго утра, поджидая на крыльце колледжа. Они, к слову, видели, что безымянный палец левой руки профессора свободен, потому и действовали так настырно. Но кто знает, даже если бы он был женат, то они, скорее всего, продолжали бы свои отнюдь не не видимые заигрывания, заключавшиеся в ненатурально громком смехе и хлопаньи глазами.

Итак, не только девушки проявляли внимание к красивому статному профессору. Некоторые парни бесстыдно и беззаботно — не хуже их сокурсниц —

заглядывались на Юэна и выбирали его себе в качестве предмета обожания. Профессор совершенно не знал, как вести себя в подобных ситуациях. Хоть ему и было сорок лет, выглядел он на какие-нибудь тридцать четыре — не мудрено, что студенты кидают несчастные влюблённые взгляды и томно вздыхают, а когда он заходит в аудиторию, по всем рядам проходят возгласы удивления и восхищения — почти неслышные, но громкие достаточно, чтобы Юэн их услышал. Да и какой ученик, в конце концов, не влюблялся в своего учителя? Так успокаивал себя Юэн и выдыхал. По крайней мере, из-за переизбытка своих чувств студенты учились намного прилежнее и всегда были готовы к занятиям.

На самом же деле поистине заинтересованными в предмете — не потому, что его преподавал Юэн, не потому, что всегда находил забавные моменты во время полутора-или трёхчасовых лекций или подшучивал над ленивыми, сонными и вечно отвлекающимися студентами; а потому, что они видели физику полезной для себя — были немногочисленные студенты. Среди них одним-единственным, никогда не пытавшимся заискивать перед Юэном и даже не обращавшим на него того внимания, которым его осыпали девушки, был Хейден. Хейден Кристенсен. Его глубокие познания в физике иногда поистине удивляли процессора. Казалось, тот проводил часы в библиотеке или за компьютером, пытаясь найти ответы на самые животрепещущие вопросы.

Юэн окинул взглядом аудиторию, задав очередной вопрос. Он бы, наверное, и обошёлся без лишнего опроса студентов, но кое-что так сильно привлекло его внимание, что казалось просто невообразимым. Посреди приподнятых, внимательно слушающих голов лишь одна — с короткими волнистыми волосами — покоилась на парте, на скрещенных локтях. Юэн, прищурив глаза, чтобы получше рассмотреть учащегося, поднялся по ступеням и через считанные секунды оказался на пятом ряду составленных в полукруг парт. Почесав свою рыжую бородку, он наклонил голову вбок и с улыбкой на лице произнёс:

— Все ознакомились с сутью данного мысленного эксперимента?

Народ дружно закивал профессору.

— Хорошо… — протянул он. — Тогда пусть мистер Кристенсен расскажет нам, в чём же заключается главная загвоздка.

По аудитории прошёлся слабый смешок; он передавался по рядам, словно листки бумаги с выполненным заданием передавались в руки профессору. Студенты оглядывались друг на друга и на главного персонажа сей драмы — Хейдена, мерно и бесстыдно сопящего прямо на парте. Откуда-то послышался щелчок камеры на телефоне. Юэн прошёл вперёд, между учащимися, и остановился у нужного ему стола. Затем — опёрся локтями о деревянную поверхность и подпёр ладонями подбородок. Его голубые глаза внимательно изучали студента. Все остальные с ещё большим любопытством направили свои взгляды на профессора. Всем казалось, что сейчас непременно произойдёт что-то забавное и запоминающееся.

— Господа, а что вы смеётесь? — профессор внезапно окатил своим мелодичным голосом аудиторию. — Успевайте делать ставки на то, сколько времени молодой человек продержится под моим испытующим взором.

Кое-где засмеялись ещё громче. Юэн улыбнулся. Похоже, сегодняшняя лекция запомнится студентам не только экспериментом Шрёдингера.

Студент, сидевший по левую сторону от Хейдена, почти незаметно толкнул его локтём в бок, стараясь разбудить. «Пс-с, парень, — шептал тот. — Тебе бы лучше проснуться.» Кристенсен, едва почувствовав это движение на своей коже, приоткрыл глаза и удивлённо уставился на однокурсника. Вопросительно посмотрев на него — его взгляд буквально говорил: «Что, наравне с Великим потопом, произошло такого ужасного, что ты меня разбудил?!» — он в недоумении покачал головой. Затем юноша кивком указал на стоящего рядом профессора, и Хейден повернулся.

На его щеке красовался след от чернил. Синие буквы расплылись по коже. Можно даже было прочитать, что они гласили. Глаза у студента были заспанные, мало того, под ними виднелись фиолетовые мешки — от недосыпа. Белки приобрели желтоватый цвет, а на руках и шее краснели полосатые следы — залежи после сна.