Сессия в условиях Талига (СИ)

- Отдельно мне хотелось бы назвать герцога Окделла, сбившего из пушки вражеское знамя. Насколько мне известно, за подобные заслуги во время Двадцатилетней войны представляли к ордену Талигойской Розы.

А? Что? Он серьезно? Я оцепенел от нахлынувшего на меня прилива неожиданной радости. Как ни крути, а приятно. И немного неловко. Но лучше я промолчу насчет того, что стрельба по знамени на самом деле не моя заслуга, а то Эстебан радуется сильнее меня. Не хочется расстраивать друга.

- Их Величества будут счастливы узнать о подвиге Ричарда Окделла, – Ги тепло мне улыбнулся.

Не верю я всем этим улыбкам Людей Чести, за которыми могут прятаться ядовитые оскалы. Но кивнуть с ответной улыбкой в ответ – обязательно. Ведь сейчас все здесь забыли на время о прежних распрях. И я был рад смотреть на окружающих меня людей, к которым уже успел привыкнуть. Почти стерлась из памяти старая прошлая жизнь, с теми современными людьми и обычаями, поэтому мне стало совсем легко в теле юноши эпохи Нового Времени. Я пил вино, смеялся над шутками Эстебана и считал этот день лучшим в своей жизни. Армия Талига победила “барсов” и кагетов, а я наконец перестал чувствовать себя чужим в этих краях. И это тоже неплохая победа.

- Я поднимаю этот кубок за Его Величество Фердинанда, Ее Величество Катарину и за королевство Талиг, – произнес Рокэ Алва, ненавязчиво давая понять гостям, что пора бы и честь знать. Люди Чести же.

Все разошлись. Килеан-ур-Ломбах забрал Эстебана, который кивнул мне на прощание. Ушли и близнецы Савиньяк, счастливые и спокойные.

- Вот и все, – сказал провожающий их Рокэ, вернувшись за стол.

И растрепал, грустно улыбнувшись, мне волосы. А я так и не понял – что все? Это он о войне, о прекрасном застолье или о чем-то еще? Но спросить я не успел, потому что папаша Эркюль известил нас, что спальни готовы. И мы пошли по поскрипывающей лестнице. Голова шла кругом от опьянения и радости, а эр Рокэ молчал.

- Лучшая комната, монсеньор. Комната для молодого господина – справа.

- Спасибо, – у меня прорезался голос.

- Принесите для молодого господина ужин, и вина для меня, – молвил Рокэ, входя в комнату. – Садись, Дикон.

Ыть, как я устал! Но почувствовал это только, сев в кресло и с наслаждением вытянув ноги. Комната была жарко натоплена, пришлось снять колет, чтобы не взмокнуть. Вскоре принесли холодное мясо, сыр с хлебом и любимое вино монсеньора. Отдав трактирщику монету, Алва сел за стол рядом со мной и присоединился к трапезе.

- Эр Рокэ, – задался я философским вопросом, – а кто на самом деле из нас с вами сбил шар выстрелом?

- Ты.

- Но вы помогали…

- Зато ты в этот момент стал воином, а остальное не имеет значения. Расслабься и не думай об этом. У тебя еще будут сражения, за которые никто не поблагодарит. Вспомнишь свою первую награду и станет чуть легче.

- У меня? – стало отчего-то неловко и захотелось рыдать. Пить надо меньше.

- Вряд ли наши кони будут долго идти рядом, Ричард Окделл.

- Но я же на вашей стороне…

- Но ничто не вечно под луной, как писал кто-то из стихоплетов. Впрочем, забудь. Тебе понравилась вывеска папаши Эркюля?

- На фоне других она выигрывала, – ответил я чистую правду.

- Фрамбуа – один из двенадцати городов, оспаривающих право на святую Октавию. Это она нарисована на вывеске. Олларианская святая и моя прапрапрабабка.

Да, я читал про эту девушку. Но вот парадокс – в истории Талига говорилось, что до замужества с Франциском она была вдовой Алвы с младенцем, а вот в житие Святой Октавии, которое мне однажды под страхом запирания в часовне всучила Мирабелла, об этом не упоминается. Мутно как-то все это… Девушка прекрасна, несомненно, но слишком походит на притворщицу Катарину. Впрочем, не стоит судить о людях, которые жили четыреста лет назад.

Надорский священник вещал, что Рамиро Алва был помолвлен с племянницей Эктора Придда, но так как сердцу не прикажешь, женился на юной деве, без роду и без фамилии. А потом окрутила марагонского бастарда. Не верится мне в последнее, сдается, что бедняжку Октавию после смерти Рамиро не особо и спрашивали о желании вступить во второй брак…

- О чем задумался, Дикон? – Алва слегка улыбнулся, глядя на меня. – О прекрасной деве? Оно похвально, но я бы не советовал тебе в дальнейшем считать излишнюю скромность признаком святости. Чем наглей и подлей шлюха, тем больше она походит на праведницу. Правда, Октавия никогда не была шлюхой, запомни. Тихая девочка сидела у окошка и в нее влюбился кэналлийский рыцарь. Бывает и такое.

Я молчал, наблюдая как высаженная на стол Энн лакомится остатками сыра, и вспоминал юную девушку с ярко-рыжими волосами, пришедшую ко мне в видении. Когда мы пили с монсеньором, я словно вновь провалился в смерть и видел ее. Почему-то сейчас я отчетливо вспомнил этот момент и начал размышлять над тем, что не прочь увидеть ее снова.

====== Глава 27. Как приятны почести ======

Следующим утром после веселого празднества в таверне я торопился, чтобы не задерживать монсеньора. Тот и так был чем-то недоволен, словно его мучило похмелье. Но я, успевший налюбоваться на то, какими порциями Рокэ Алва выпивает, решил, что причина все же в другом. Одевшись и мельком глянув на себя в зеркало, я заметил, что у шляпы достаточно сильно истрепалось перо. Вот блин… К кому бы обратиться за помощью… не к Манрику же. Рыжего обладателя грозной физиономии я слегка побаивался.

- Господин генерал, – обратился я, выглянув из комнаты, к проходившему мимо Эмилю, – вы мне не поможете?

- Помогу, Дикон, – отозвался тот добродушно. – Что случилось?

Запасное перо у него, к счастью, оказалось. Вот и славно – не буду выглядеть на фоне Алвы позорно. В остальном же никаких затруднений я не испытывал – пригладил быстренько волосы, сунул в карман Энн и бегом спустился во двор “Талигойской звезды”. Там меня ждала прекрасная белая лошадь. Они разнились с Соной, как день и ночь, но к Соне я привык, а Бьянко, как звали подарок Рокэ, собирался вручить Айрис. На что мне две лошади? Даже несмотря на то, что монсеньор разрешил оставить обеих.

- До свидания, – папаша Эркюль смахнул скупую мужскую слезу, глядя, как Рокэ взлетает в седло.

- Рокэ, а не сесть ли вам лучше на белого коня? – Фридрих Манрик решил наглым образом нарушить все мои планы.

- Фридрих, а не дать ли мне возможность решать самому? Не потерплю лошадей со стороны, – отрезал Алва.

Из солидарности к нему я решил не пересаживаться на белую. Или может просто побоялся разозлить – вон какой мрачный монсеньор сидит. Того и гляди рявкнет не хуже Арамоны. Хотя, что это я? Нельзя так плохо думать про этого прекрасного человека. Вот Фридрих Манрик – он да, рявкнет молодецким голосом. А Рокэ вряд ли. Но что-то конь под ним слишком взбесился – роет копытом землю и на Бьянко косит лиловым глазом. Ревнует хозяина к другим коням? Хм, забавно…

- Лучше Манрикам не разговаривать с Рокэ Алвой, для их же безопасности, – хмыкнул Эмиль. – Что такое с ним? Вчера был нормальным…

- А сейчас? – спросил я невпопад.

- А ты посмотри, как Моро бесится. Чувствует гнев хозяина…

Ладно, поговорим попозже об этом с монсеньором. Он и вчера был не рад прибытию незваных гостей, так на что же надеяться сегодня? Отчего-то я проникся к герцогу Алва сочувствием. Ведь он наверняка не любит находиться среди разряженной в пух и прах толпы, а скоро будут почести во дворце. Ну ничего. Потом вместе выпьем и я утешу его добрым словом. А пока нас провожали счастливые люди, кричавшие вслед пожелания наилучшего. И я снова был счастлив, несмотря ни на что. Ведь теперь все должно быть хорошо, правда, Создатель? Украдкой посмотрев на бледно-голубое небо, я скрестил пальцы на удачу.

В Олларии творилось нечто. Едва мы въехали с эром Рокэ в город, нас встретила восторженно кричавшая толпа – женщины, мужчины, дети. Они махали головными уборами, подбрасывали их. Тут же некстати вспомнилось: “кричали женщины “ура” и в воздух чепчики бросали”. Кхм. Я-таки отвлекся. Звенели украшенные яркими лентами колокольчики, но этот легкий звук сразу перекрывали колокола местных храмов. Ленты, гирлянды, цветы из бумаги и воска – все это великолепие окружало нас в осенний сумеречный час. Пока мы ехали, я сосредоточился и вспоминал названия улиц. Город Франциска, так звали короля с портрета в Лаик, Новый город, причины названия которого я не помнил, а потом еще и Старый.