Сессия в условиях Талига (СИ)

Ой дурак… Если он решит убиться, надо будет его скрутить, дать по голове и провести суровую воспитательную беседу. Скажу мол, что умирал уже в Надоре от астмы или лихорадки и только волей Создателя остался жив, а потому теперь мой долг – спасать таких вот дурней… Да мало ли что можно наврать?

Я безумен, как безумен олень,

средь осенних древес золотых,

одинок я, как подрубленный пень,

без ветвей, цветов и листьев густых…

Я не слушал, заинтересованно глядя на синие воды Данара, к которому мы медленно, но верно приближались. Ура! Скоро вернемся в Талиг, я снова послушаю песни монсеньора, попрошу научить меня им… Предвкушая всю эту прелесть, я радостно улыбнулся, а Жиль посмотрел на меня с неодобрительной скорбью.

- В конце концов, моя жизнь никому не нужна, а меньше всех – мне, – проговорил порученец выразительно и отчетливо. – Я исчезну, и обо мне все позабудут. На дне реки – покой, там…

Как только я напрягся, чтобы выскакивать из седла, хватать суицидника за штаны и тащить на землю грешную, Рокэ поступил с точностью до наоборот. Выхватив из седла это чудо, монсеньор швырнул Понси в Данар. Теперь точно буду вытаскивать. И уже, испугавшись, я полез из седла, но Алва твердой рукой вернул меня на место. Совсем дурной стал, что ли?! Неужели никогда не был при смерти, не понимает каково умирать?! Отчаянно сопя, я вырывался из его рук, желая немедленно помочь булькающему где-то вдалеке бедолаге.

- Юноша, успокойтесь, он не утонет.

- Да вы! Вы! – наглости не хватало сказать “ополоумели”.

- Я, юноша. Тапо, вытащите его, если позовет на помощь, – обратился Алва к какому-то кэналлийцу.

На помощь он позвал почти сразу, громко булькая и разбрызгивая воду. Кэналлиец тут же рванул к нему, не забыв избавиться от колета и сапог, а Эмиль тихо посмеивался на пару с Алвой. Правда и не совсем одобрил его поступок, назвав негодяем и извергом, но меня просто трясло. Это… Это же надо…

- Совсем у вас нет совести, монсеньор, – пробубнил я себе под нос, и Алва вроде не услышал. Но потом подумал, решил, что сей воспитательный метод тоже неплох, и смирился.

Тем временем мокрого и дрожавшего страдальца вытащили из воды за шиворот. Бедняга дрожал и отплевывался от воды. Хмыкнув, Рокэ погнал Моро вперед, а я не пожелал отставать. Даже Энн высунулась посмотреть, в честь чего все так дружно и громко хохочут.

- Корнет Понси, смирно!

Чихнув, он выпрямился и тоскливо посмотрел на Алву. Тот же сделал суровое лицо.

- Если не хотите в ближайший дом скорби, извольте избегать подобных речей. Поняли?

- Понял… – обреченно проблеял Жиль.

Да, теперь ему не поздоровится – придется взвешивать каждое слово и каждый жест. И, правильно, наверное. Убивать себя – как-то неправильно, хотя, скорее всего, я сужу предвзято. Ладно, к кошкам эти философские мысли, главное, что мы скоро остановимся на ночлег в ближайшем городе. Он назывался Фрамбуа и находился в нескольких хорнах от Олларии. То есть, по моим подсчетам, примерно тридцать километров. Красивый и уютный городок. Проезжая по столичному тракту, я с любопытством и нетерпением смотрел по сторонам – очень хотелось есть. Повсюду вывески гостиниц и таверн – я любовался на названия вывесок.

“Ощипанный павлин”. Если тут продают павлинье мясо, то платить придется втридорога, благо монсеньор проехал мимо. “Четыре охотника”. Повелители-охотники? Забавная у меня возникла ассоциация. “Зеленая карета”. Ну… тут всплыли мысли о гербовом цвете Колиньяров. Как, интересно, там Эстебан в столице поживает? О! “Любезный кабан”! Блин, я так и фыркнул, посмотрев на это название. Там еще и кабана нарисовали на вывески – он был грязно-розовым, стоял на задних лапах, одетый в передник, и учтиво кланялся. Господи! Хорошо, что никто, кроме Рокэ, наблюдавшего мой интерес к вывескам, не обратил на это особого внимания, а то позора не оберешься… А вот эта вывеска, четвертая, очень даже ничего… “Талигойская звезда” было написано на ней. И нарисована красивая худенькая девушка с ярко-синими глазами. Со стороны выглядело, словно она мне понравилась, на самом же деле – вывеска казалась нормальной на фоне остальных.

- О, юноша, вам нравится эта таверна, – заметил Рокэ, направляя коня к воротам. – Тогда поехали.

Навстречу нам вышел румяный трактирщик средних лет и почтительно улыбнулся.

- Любезный, у вас найдется место для меня и моих людей? – спросил Алва.

- Монсеньор, у меня восемь хороших комнат, но… понравится ли вам?

- Мой оруженосец считает, что если вывеска симпатична, то таверна не может быть плохой, а сами мы неприхотливы. Как вас зовут?

- Эркюль Гассинэ.

- Обычно вас зовут папаша Эркюль? Отлично. Ричард, устройте лошадей и присоединяйтесь.

Лошадей? Сону и этого черного оскаленного зверя? Брр. Жуть какая. Но я, мысленно пожелав себе удачи в случае второй внезапной смерти, взял Моро под уздцы, и ничего не случилось. По дороге в конюшню я насвистывал песню.

Кочующие ёжики, кочующие ёжики,

Вот зрелище для северных широт!

А если присмотреться, то кочующие ёжики –

Вполне нормальный и простой народ.

- И не подеритесь тут, – напутствовал я лошадей, прежде чем выйти из конюшни.

Когда пришел, Рокэ и Эмиль сидели, попивая вино и поедая остывающего ягненка. Еда! Сам не знаю, как, я подскочил к ним и разделил замечательную трапезу. Вино же успокоило и расслабило меня, поэтому слушать шутки и смех монсеньора стало одним удовольствием. Давно он так душевно со мной не разговаривал, с той ночи, когда мы вместе пили вино…

- О нет, – Рокэ внезапно посерьезнел и нахмурился, выглядывая в окно, за которым раздавался стук лошадиных копыт. – Приехали господа из Олларии. Торжественная встреча. И, конечно, Ги Ариго…

А, брат королевы… Я разделил тоску монсеньора и подпер щеку ладонью, а Эмиль принял на себя абсолютно невозмутимый вид. Когда Ги Ариго вошел, я увидел возле него копию Эмиля и запоздало вспомнил, что у него есть брат-близнец. А то подумал уж, что двоится в глазах. Так, кто еще? Рыжий злобного вида мужик в розово-зеленом. Цивильный комендант. А куда Эстебана дели? Надеюсь, с ним все в порядке. Я покосился на Алву – тот плеснул себе вина и выпил залпом, словно водку.

- Здравствуйте, – льстиво и с наигранной улыбкой произнес Ги. – Талиг счастлив приветствовать своих героев.

- А я несчастлив, – тоскливо посетовал Рокэ. – Мы так хорошо сидели, и тут появились вы…

- Привет, Окделл! – из-за спины коменданта высунулся спрыгнувший с коня и запыхавшийся Эстебан. – Не мог не встретить тебя. Еле отпросился!

Я расплылся в улыбке и поспешил ему навстречу, чтобы стиснуть в крепких дружеских объятиях. Ух ты, а у него объятия поистине медвежьи. Аж кости хрустнули.

Пока нежданные гости рассказывали нам о том, какой Проэмперадор молодец, я по-настоящему им гордился. Стоял и восторженно разглядывал его спину. Хороший у меня эр! Замечательный! И в честь нашей победы в столице будут проведены торжественный прием и длинные празднества. Такого, если верить словам Ги Ариго, не было со времен Двадцатилетней войны. Что-то об этой войне припоминается, смутно…

- Я благодарен Его Величеству, – серьезно ответил Рокэ, – за оказанную мне честь, но я ее заслуживаю не больше, чем другие офицеры и солдаты вверенной мне армии.

- Разумеется. Хотите кого-то особо отметить?

- Показали себя с прекрасной стороны все, но без некоторых наша победа осталась бы под вопросом. Это Его Преосвященство епископ Бонифаций и генерал от кавалерии Эмиль Савиньяк, сопровождающий бакрийское посольство генерал Жан Шеманталь. Он приедет в Олларию через неделю. Кроме того, в Тронко остались генерал от артиллерии Курт Вейзель, генерал от кавалерии Хорхе Дьегаррон и полковники Орасио Бадильо и Клаус Коннер. Я представлю сведения об их заслугах.

Эстебан тревожно глянул на меня, а затем – на Алву. Я же равнодушно пожал плечами: отчего-то мысли о собственных заслугах вовсе не грели мне душу. Ведь не очень-то я на войне и отличился. Только нарывался на подзатыльники в Варасте, если посудить.