Пиар по-старорусски

– А это… Олбанский царь – он кто?

Простомир строго взглянул на Кирю, но тот лишь часто хлопал широко раскрытыми честными и глупыми глазами. Не разглядев на его лице насмешки, волхв процедил:

– Он всё знает…

И опять замолчал.

– Он человек или нет? – не унимался Киря.

– Конечно, человек, – ответил Простомир, – просто не такой, как все.

– А какой он?

– Говорю же – он всё знает.

– Даже больше тебя?

– Если бы я знал больше его, то, наверное, не я бы к нему ходил, а наоборот. Как считаешь?

– Действительно, – сконфузился Киря, жалея, что задал такой дурацкий вопрос и выставил себя в глазах наставника глупцом. – А он волхв?

– Нет, он не волхв. Он Олбанский царь.

– То есть колдовать не умеет?

– Не только колдовать не умеет, он и руками ничего делать не умеет. Да Олбанскому царю этого и не надо. Он всё знает.

– А может, он не захочет нам говорить, где Вася?

Простомир остановился. Такая простая мысль ему и в голову не приходила. Почесал затылок, соображая.

– Это вряд ли. Олбанскому царю нет интересу до людских дел. Он всем всё рассказывает. Он, кажется, даже рад показать всем своё всеведение. Олбанский царь – он такой.

Некоторое время они шли молча, потом Киря спросил:

– А Олбанское царство большое?

– Как тебе сказать? Оно и большое и маленькое.

– Как это?

– А это как смотреть. С одной стороны, оно вроде бы маленькое – в одной светёлке уместится. А с другой – оно бесконечное, как мир.

Киря заморгал глазами, пытаясь представить – какое же оно, это чудное Олбанское царство? Ничего не представив, опять спросил.

– А с чего царство сие живёт? Ну, Новоград, например, ремёслами и торговлей, кто-то пшеницей или ещё чем. А Олбанцы чем занимаются?

– Чем-чем! – рассердился почему-то Простомир. – Чем надо, тем и занимаются. Болтаешь много. Привяжи лучше Савраску да костерок разведи. Дошли до Прорвы. После обеда спускаться будем.

Киря остановился и уставился туда, куда тыкал своим посохом Простомир. Дорога кончилась. Местность обрывалась отвесно вниз.

Прорва была, как ей и положено – бездонной. Ну, то есть дно у неё, конечно же, было. Где-то там, внизу. Но разглядеть его не представлялось ну никакой возможности. При взгляде с обрыва вниз открывалась лишь безграничная пелена серых облаков и ничего более. Киря пугливо поёжился. Как спускаться в Прорву – он и представить не мог. Беспомощно оглянулся на волхва – может, он знает?

Простомир не выказывал никакого волнения или озабоченности. Деловито стащил с Савраски котомку с крупой и, прикрикнув на Кирю, снова велел разводить костёр… Через час, когда гречка была съедена и Киря, подгоняемый простомировым посохом, тщательно выскоблил миски, настало время спускаться в Прорву. Простомир деловито достал из котомки шкатулку со своими волшебными штуковинами, порылся в ней, бормоча что-то себе под нос. На мгновение озадаченно замер, как будто не находя того, что искал, потом, победно блеснув глазами, вытащил из магического хлама затёртое, потрёпанное перо размером с ладошку. Довольно урча, бросил перо на догорающие угли костра.

Перо сразу же вспыхнуло, полыхнуло и погасло, оставив после себя неприятный запах палёной шерсти. Ничего не случилось. Простомир продолжал сидеть у костра, а вместе с ним и Киря. В конце концов деятельному волхву-недоучке надоело это бессмысленное занятие и он решил прогуляться по окрестностям. Авось найдёт что-нибудь интересное. Любопытен был Киря, ой как любопытен!

Он встал, развернулся в сторону от Прорвы и тут же снова сел. Прямо перед ним – рукой дотронуться – стояло кошмарное животное. Огромная курица, ростом и статью никак не меньше заморского зверя по имени слон, изображение которого Киря видел в одной из Простомировых книжек. Курица, склонив голову набок, с насмешливым любопытством смотрела на поражённого ужасом Кирю. Вдоволь натешившись потешным видом едва не обмочившего портки волхва-недоучки, курица раскрыла свой огромный и ужасный клюв и… нет, не заквохтала и не закукарекала, а сказала вполне по-русски, причём почему-то с вологодским акцентом, упирая на О:

– Ну, чего звал? Вот она я.

При этом смотрела она поверх Кириной головы, в спину Простомиру. Кудесник медленно встал, обернулся.

– Что так долго не появлялась, птица Рух? – спросил Простомир. – Мы уж заждались.

– Вижу, вижу. Особенно вот он заждался, – махнула птица Рух коротким крылом на Кирю, – чуть не обделался, сердешный.

Киря пристыженно опустил глаза. Курица, оказывается, была совсем безобидной и пожирать его не собиралась.

– Дело есть к тебе, – не дожидаясь ответа на вопрос, сказал Простомир.

– Знаю я твои дела. В Прорву опять?

– В неё, родимую.

– И что ты всё туда шастаешь, позвольте узнать?

– А это уж, птичка, не твоё дело. Ты давай обет исполняй. Иного от тебя не требую.

– Да ясно, ясно. Исполню. Я же очень честная. Что мне для этого надо – сам знаешь. Всё по-прежнему. Лишнего не запрошу. Я ведь честная птица.

– Кто всё время твердит о своей честности, навряд ли таковой обладает, – наставительно произнёс Простомир.

– Ну, заладил, старый моралист! Поучи меня пшено клевать!

– Значит, так, птица Рух, надо будет меня, да ученика моего, да лошадку Савраску отнести в Прорву, а потом в нужное время вынести обратно. Сможешь?

– Тебя с учеником – легко. А вот Савраску – едва ли. Это ведь Синдбад тогда всего лишь ловко наплёл, что питаюсь я быками и за раз могу унести из стада сразу двоих. Брехня это, не верь. Я птица честная!

Простомир поскучнел лицом.

– Плохо. Лошадки нам в Прорве очень не будет хватать. Дорога до Олбанского царства долгая.

– А-а-а-а! – торжествующе заклекотала птица Рух. – Вот, значит, куда ты собрался! Но клянусь, я никому не скажу. Я ведь птица честная!

Простомир лишь грустно махнул рукой. Рух – птица, конечно, честная. Но очень глупая и болтливая. А болтливость хуже честности… Савраску Киря стреножил и оставил пастись у Прорвы – на обратном пути пригодится. Простомир взял котомку с припасами, шкатулку с волшебными штуковинами и помог Кире правильно усесться на птице. А то мало ли – звезданётся на вираже в Прорву – и поминай как звали!.. Потом взобрался сам и изо всей силы вцепился в птичью шкуру.

– Щекотно, – сказала птица Рух.

– Потерпишь, – невежливо ответил ей Простомир.

– Куда деваться, – согласилась птица.

Разбежавшись, она хотела красиво спланировать в Прорву, но у самого края запнулась о корень сосны и кувыркнулась туда вверх тормашками. Простомир и Киря едва не свалились со спины птицы. Спасло их только то, что со страху они судорожно вцепились в птичий загривок и никакая сила не смогла бы разжать их кулаки. Рух закудахтала от боли – уж очень сильно седоки сдавили ей шею. Но вскоре полёт выровнялся, и захват ослабел. Началось плавное снижение. Когда прошли облака, внизу показалась земля Прорвы. Надо сказать, ничего необычного в ней не было. Земля как земля. Лесочек, речка, лужок. Птички летают.

– А я Простомира к Олбанскому царю везу! – гордо закричала птица Рух, издали заметив пролетающего орла.

Орёл ничего не ответил, лишь плавно шевельнул крыльями и отвернул в сторону. Птицу Рух он, похоже, хорошо знал и к болтовне её относился брезгливо. А Простомир, рассердившись, звонко щёлкнул её по макушке. Птица ойкнула, на время умолкла и болтовнёй не докучала.

Вскоре путешественники приземлились на дне Прорвы. Невдалеке бежала речка. Наверное, та самая, которую они видели сверху. Сбоку шумел ельник, а под ногами бежала дорога. Не так, чтобы очень наезженная, но и не заросшая. Видно, что повозки по ней ездили, хотя и не очень часто.

– Будешь нас ждать здесь три дня и три ночи, – сказал Простомир птице, – может, раньше управимся. Если же в назначенный срок не вернёмся, улетай куда сама захочешь.

– А как же обещанная плата? – заканючила меркантильная птица.