Смоленское направление. Книга 3 (СИ)

— Устал бегать, господин. Устал жить впроголодь, надоела такая жизнь. Сбежал бы я, а что дальше? Снова к епископу? Год пахать, сеять, растить хмель, а в итоге, у тебя всё забирают… нет, лучше я здесь сдохну.

— Умереть торопишься? — Не ожидавши такого ответа, поинтересовался Штауфен.

— Воля ваша, господин. Могу и умереть. Юнцов только пожалейте, это я им сказал на месте сидеть. Рихтер не рыцарь, он убийца. Если б они пошли с ним, точно б сгинули.

— Выходит, я тебя ещё и благодарить должен, что моё добро спас?

— Ничего Вы мне не должны. Это я Вам сорок марок должен. Даст бог, отработаю.

Гюнтер постоял с минуту, посмотрел на подвешенный к потолку фонарь, обошёл вокруг стола и уселся на стул.

— Значит, пахать и сеять. Это хорошо, этот год вы будете работать на лесопилке, а в мае месяце, на том берегу посеешь хмель и станешь его выращивать. Дом тебе построят, о податях у Захара расспросишь. Уводи их, Трюггви.

Свиртил, как и просил его Гюнтер, после переправы повернул на юго-запад, к селению Пылва. Следуя той же самой дорогой, по которой, совсем недавно вёл переселенцев Воинот. Отъехав от Изменки метров семьсот, от отряда отделился Витовт и поскакал через лужок, оставляя небольшое болотце, поросшее непролазным кустарником с правой стороны, по направлению к Дерпту. Спустя час он нагнал своих, привезя связанного мужичка на трофейной лошади.

— Спешил так, — сообщил Витовт, сбрасывая пленного с коня, — Что даже верёвки поперёк дороги не заметил.

Минут пятнадцать гонец рассказывал, что поехал за лекарем, потом стал уверять, что в Дерпте оставил кошель с деньгами и его надо непременно забрать, а если помогут, то он готов поделиться. Скажи он, что оставил включённым дома утюг, возможно, тогда бы — поверили.

— Заткни ему рот, Витовт! — Отдал команду Свиртил, — У нас ещё будет время побеседовать с ним.

Пленника закинули в телегу, и отряд тронулся дальше. К вечеру, литвины были в пяти верстах от Пылвы, где проживал бежавший с севера народ сету. Чудинцы-эсты новую веру, насильно навязываемую крестоносцами — не приняли, и потихоньку перемещались на юго-восток, поближе к Пскову. Так что, когда в сумерках отряд разбивал лагерь, жители Пылвы уже прятались в окрестных лесах, решив, что крестоносцы пришли по их душу.

Распалив костёр, Витовт вместе с пленником притащил лопату и, развязав гонцу руки, воткнул инструмент в землю.

— Тебя как звать?

— Лаак.

— Копай яму Лаак.

— Это ещё зачем? — Испуганно спросил пленник.

— Клад искать будешь, — усмехнулся Витовт, — вот, в этом месте копай, у муравейника.

Когда яма достигла аршинной глубины, литвин приказал её расширить, усомнившись в правильности выбранного места.

— Нет тут никакого клада! — Запричитал Лаак, положив лопату на горку земли, — Отпустили бы вы меня, кум без лекаря помрёт.

— Конечно, нет клада, как и твоего лекаря вместе с кошелём в Дерпте.

Лаак попытался вылезти из ямы, как тут же получил удар в голову и сполз вниз. Очнулся он только тогда, когда Витовт практически засыпал его землёй, оставив на поверхности голову. Острый край лопаты упирался в шею закопанного, и едва гонец пошевелился, как литвин слегка нажал на черенок, давая понять, что выбранное пленником поведение не совсем правильное.

— Будешь правду говорить?

— Буду! Буду! — Захрипел Лаак.

Витовт отложил лопату в сторону и подошёл к другому костру, возле которого сидели десятники отряда вместе со Свиртилом. Литвины поснимали непрактичные в лесу белые плащи и накинули на плечи, хорошо зарекомендовавшие себя медвежьи шкуры.

— Он готов к разговору, — сказал Витовт командиру.

После рейда Трюггви, который закончился разорением каравана работорговцев, Энгельберт Тизенгаузенский направил Лаака в Изменку, дабы тот следил за всеми гостями, прибывшими с другой стороны озера. В случае же переправы большого отряда, разведчик должен был мчаться в Дерпт и известить о событии родственника епископа, что Лаак и собирался сделать. Плохо было только то, что шпионил он не один. Допрашиваемый твёрдо был уверен о существовании ещё одного агента, работавшего на неизвестно кого, но с аналогичным заданием. Узнав эти новости, Свиртил про себя поблагодарил Гюнтера и решил разработать запасной план, на случай непредвиденного хода операции.

— Мне закончить? — Спросил Витовт, когда от пленного отошёл Свиртил.

— Лааку сохраним жизнь. Нужен смертник на дороге, когда будет проходить караван. Откопай его и хорошенько свяжи. Да, вот ещё что, накорми его, пусть думает, что мы его отпустим.

Трое суток литвины и пруссы готовили место для засады. С правой стороны дороги, где она выходила из горловины двух невысоких холмов, растянули маскировочную сеть, дополнительно украсив её ветками ельника. С левой стороны отрыли траншею, утыкав её заострёнными сверху кольями. Были подпилены два толстых дерева, державшиеся только на подпорках. Всё это делалось под постоянным наблюдением дозорных, с обоих концов дороги и чуть ли не по ночам, когда благоразумные путешественники спят. Засада на дороге — был запасной план Свиртила. Основное внимание уделялось широкому лугу у мелкой речки, как вероятному месту ночёвки. Литвин и сам бы заночевал там, будь он руководителем каравана. На этом лугу только таблички не стояло, что отдых надо провести здесь. Корм для лошадок — пожалуйста, сочной травы в изобилии. Водица для питья — прямо под боком, хочешь скотину напои, хочешь, сам ключевой водой напейся, только десять шагов, чуть в сторону отойди. Лес густой — так до него двести шагов. За дровишками пройтись несложно, зато тати лихи стрелу калёную не пустят, далековато. Правда, коннице, если она по соседству с лугом, в рощице спрячется, четыре сотни метров преодолеть не проблема. Стрелок и оружие своё снарядить не успеет, как будет наколот на копьё. А работать с копьями литвины умеют. Из пятидесяти бойцов, которых отобрал Свиртил в поход, два десятка были из разряда супертяжеловесов. Их лошади имели бронированную попону. Десяток — исключительно стрелки из лука, однако каждый защищён бригантой с наплечниками, надетой поверх кольчуги и поножами. Броня же их из такой стали, что клевец не пробивает. Саблями орудуют — загляденье. Оставшиеся двадцать, были мастерами на все руки. С пятнадцати шагов, на полном скаку если не в яблоко, то в тыкву точно попадали сулицей. И самое главное, люди рвались в бой.

Девятнадцатого сентября десять повозок в сопровождении пятнадцати всадников и тридцати человек пехоты, среди которых, два десятка выделялись загорелыми лицами стали обустраивать стоянку. Для знати поставили несколько шатров в центре лужайки. Повозки выставили полукругом, огораживаясь от леса. К телегам приделали матерчатые навесы, создавая некое подобие палаток. Там должны были ночевать пехотинцы. Рассёдланных лошадей принялись поить, а вскоре отпустили попастись под присмотром одного из возничих. Рыцарские кони стояли отдельно. Им персонально таскали воду в кожаных вёдрах, и выделили место, дабы могли пощипать травку. За всем этим Свиртил наблюдал в подзорную трубу, устроившись на толстой ветке дуба. После могучего дерева с потрескавшейся корой и ещё сочной зелёной листвой начиналась роща, которая должна была скрыть литвинов перед утренней атакой. Дуб был как бы командиром рощи и Свиртил провёл параллель между деревом и собой.

Вот из шатра вышел мужчина, негромко свистнул, и возле него сразу же собралась кучка солдат, поправляя амуницию. Несколько слов, которые литвин расслышать не смог видимо были приказом, так как после этого, пятёрка арбалетчиков рассредоточилась, занимая позиции. Расслабленностью, о которой говорил Лексей, даже и не пахло.

— Жаль, сражаться будем против профессиональных воинов, — подумал Свиртил и аккуратно спрыгнул с дерева. Вести наблюдение дальше, не имело смысла. Стало смеркаться.

Углубившись в рощу, Свиртил прошёл шагов пятнадцать и свернул направо, к овражку, ведущему к двум холмам, возле которого литвины обустраивали засаду. Тут его ждал Витовт. Деревца, мешавшие движению лошадей, ещё вчера вырубили, создав просеку. По этому коридору могли проехать два всадника, а шире и не надо было.