Россия за облаком

грести. Всё, больше я в эти игры не играю, пусть хоть на дыбу!

И чем больше накручивал себя, тем яснее понимал, что завтра капитулирует и, проклиная всё на свете, поведёт караван прогрессоров строить Российскую империю, которая наверняка окажется ещё гаже, чем нынешнее убожество. Давно замечено, что любые улучшения только ухудшают существующее положение. А малодушно съеденный ужин сыграет не последнюю роль в завтрашней комедии. Неловко станет отказывать, и мир на этот раз окажется продан за малосольный огурец.

Молоко да огурчик — с какой стороны ни посмотри, несварение гарантировано.

В дверь постучали.

«Уже?!. Хотя бы до завтра не трогали, хоть несколько часов покоя могли бы дать!»

По счастью, это оказался Никита.

— Уф! — проговорил он, усевшись на стул и взъерошив пятернёй не успевшие как следует отрасти волосы. — Беда с этим майором. Упёртый мужик. Подай ему великую Россию — и всё тут. Одно слово, битому неймётся. В общем, так: уговаривать его бесполезно, спорить — глупо, добром он нас всё равно не отпустит. Пора делать ноги.

— Как? Я же тут под арестом, мне и за дверь выйти не позволят.

— За дверь выйти не проблема, весь коттедж в нашем распоряжении. Меня, кстати, во второй комнате поселили, так что соседей у нас не будет. Вот на улице мы сразу окажемся под наблюдением. Серьёзной охраны тут нет, всё-таки это не секретная лаборатория и не военная база, но силой продираться всё равно неохота. Так что попробуем прямо отсюда.

— Что — прямо отсюда? — не понял Горислав Борисович.

— Нам к своим нужно, в Ефимково. В девятнадцатый век. Отец уже, наверное, вторую лошадь купил, он в этом деле разбирается, купит хорошую: молодую, смирную и выезженную. Коров мы решили не продавать, коровы у нас тёмно-бурые, голландской породы, таких в девятнадцатом веке ещё нет, так что это, в прямом смысле слова, — живые деньги, особенно если Аглая или Роза бычка принесут. Но с коровами переселяться долго и муторно, так что время затягивать нельзя. Тут хорошо, а дома лучше.

— Понимаю я, что уходить надо, но как мы уйдём, из-под замка-то?

— Как и всегда. На улицу нас не пускают, значит, уходить будем отсюда. Коридорчик в коттедже от входной двери до сортира — шесть метров. Неужто не хватит?

— Я не знаю…

— Вот и узнаем. Собирайся, дядя Слава.

— Что мне собирать? Всё тут, ничего за жизнь не нажил.

— Вот и хорошо. А мне только ружьё отцовское взять. Майор у меня даже ружьё не забрал, расспросил только о бандюках, которые на Николку наезжали.

— И что ты ему сказал?

— Правду сказал, дядя Слава. А что ещё говорить в такой ситуации?

— Так кто этих людей застрелил, в конце концов?

— Я. Только это не люди, а опасные твари, даже не ядовитые, а заразные. Тюрк-баши у меня врагами были, но их я за людей считаю. С ними договориться можно, и помириться, и руку пожать. А это — заразная плесень. С ними только огнём. Я и майору так сказал.

— И он тебя отпустил?

— Как видишь, никуда он меня не отпустил. А что ружьё оставил, так