Тень Земли (Дилогия о Дике Саймоне, Книга 2)

Саймон вернулся на место и подмигнул дону смоленских.

- Подходящая яма нашлась. Жаль только, без крючьев и муравьев.

- А ты, юноша, не промах, - задумчиво протянул Хайме. - Ловко ты его на небеса переселил! Карлу, то есть! Выходит, и сам ты оттуда. Отстрельщик! А я-то думал, на небесах сплошное милосердие и благодать.

- Смотря по обстоятельствам, - откликнулся Саймон, поискал что-нибудь подходящее в изречениях Чочинги, не нашел и буркнул: - С волками жить по-волчьи выть.

Хайме понимающе усмехнулся.

- Значит, все на тебе, юноша? Огибаловские отморозки, люди Эйсебио за Негритянской рекой, крокодильеры, побитые в Харбохе, катер "торпед" у Сгиба. Все на тебе? И банк, и Трясунчик, и Озера?

Саймон хотел было кивнуть, но тут с дальнего конца стола послышалось громоподобное рычанье. Хорхе Смотритель медленно освобождал задницу из кресла, топорщил бороду, тряс щеками; его багровое лицо перекосилось, из горла вырывался яростный хрип.

- Так это ты! Ты! Ты, сучара! Я тебе матку выверну! Пальцем сделаю, шиздец! Ты, ублюдок, перебил моих парней! Ты разорил мои фермы! Ты ворвался в мой дом! Ты...

Крокодильеру не хватило дыхания, и он смолк, судорожно глотая воздух и выпучив глаза.

- Согласен, я все это сделал, - признался Саймон с чарующей улыбкой. - Но, как сказано выше, виноваты обстоятельства. Мне хотелось, чтобы вы - вы все, он обвел взглядом сидевших за столом, - обратили на меня внимание. А также отнеслись к тому, что будет мною сказано, со всей серьезностью.

- Сядь, Смотритель! - дон Хайме лязгнул протезом. - Не ты один пострадал, и об этом мы потолкуем отдельно. Может, и убытки возместим. Как считаешь, Сильвер?

Грегорио, переглянувшись с Анакондой, склонил голову. Он уже выглядел невозмутимым, будто Карло Клыка никогда и не было на свете: во рту дымится сигара, крупные белые кисти лежат на столешнице, в глазах - холод и лед. Саймон заметил, что дон смоленских, старый Хайме и вожак "штыков" устроились по одну сторону овального стола, как бы демонстрируя некий тройственный союз; Пименталь сидел напротив них, а Хорхе - посередине, в дальнем конце. Сейчас он, что-то гневно ворча, опустился на место. Кресло скрипнуло под его тяжестью.

- Значит, не брат Рикардо, не дон Железный Кулак, а все-таки Ричард Саймон, - произнес главарь смоленских. - Я рад, что мы установили это с минимальными потерями. - Он бросил взгляд в сторону парапета, за которым исчез Карло Клык. - Так что же нам скажет Ричард Саймон, посланец небес? О чем поведает? И что попросит взамен?

- "Полтаву", - вымолвил Саймон, стараясь не упускать из виду всех пятерых. - "Полтаву"!

На бородатой роже Хорхе отразилось недоумение, Эйсебио равнодушно зевнул, дон смоленских пожал плечами, а рот старого Хайме скривился в насмешливой улыбке. "Они ничего не знают, - подумал Саймон, - ничего не знают, ничего че помнят и ничего не могут".

-"Полтава" - реликвия семьи Петровых-Галицких. - Дон Грегорио приподнял бровь. - Спроси у Анаконды, где она и что с ней. Может, он и отдаст.

Алекс с хозяйским видом откинулся на спинку кресла.

- Зачем тебе "Полтава"? Хочешь срушникам подарить? Калюжному, Морозу и Сапгию? Чтоб они бляхов растерли в пыль? Или забрать с собой на звезды? У вас там, похоже, старая рухлядь в цене!

Саймон сделал неопределенный жест, пробормотав что-то об исторических раритетах и музейных ценностях.

- Хочешь - забирай, амиго, - равнодушно отозвался Алекс. - Если есть что забирать. Посудина третий век гниет в пещерах под Фортом, и думаю, там не осталось ничего, кроме ржавого дерьма. Ее еще домушники замуровали, они о прошлом не любили вспоминать. Замуровали, а перед тем содрали все, что подходило для переплавки. Все, до последнего болта!

"Вот тут ты ошибаешься, амиго", - мелькнуло у Саймона в голове. Скорчив разочарованную гримасу, он принялся повествовать о Разъединенных Мирах, процветающих под эгидой ООН, о России, Южмерике и других планетах Большой Десятки, о колониях и независимых поселениях, о Транспортной Службе и межзвездной связи, о прогрессе и просвещении, о святых идеалах демократии и справедливости, о равенстве и свободе и о своих полномочиях. Он должен был определить для этих людей свое место в мире, в той человеческой Вселенной, что лежала за пределами Земли и о которой они не знали ничего - почти ничего, кроме смутных воспоминаний о временах, когда люди отправились к звездам. Речь его длилась минут пятнадцать, и под конец он рассказал о передатчике помех, а также о собственной миссии, помянув недобрым словом предков срушников и бразильян.

Пятеро слушали в полном молчании. Хайме кривил тонкие губы, Анаконда хмурился, а лица дона Грегорио и Пименталя, сидевших напротив друг друга, были непроницаемы, словно они играли в странную игру: каждый старался выглядеть равнодушнее, чем его визави. Что касается главаря крокодильеров, то он по-прежнему наливался кровью, бросал на Саймона злобные взгляды и шарил у пояса, отыскивая то ли нож, то ли кобуру с револьвером.

- Выходит, ты наш благодетель, - наконец прокаркал старый Хайме. - Мне-то чудилось, что затевается Передел, что дон Железный Кулак - или братец Рикардо? - посягает, так сказать, на государственные основы. - Хайме повел руками, будто заключая в объятия своих коллег. - А тут - святое дело: вредную машинку отключить, дверку в небеса открыть, а за дверкой той - сплошное процветание и братство. Благодетель, как есть - благодетель! Ну, представим, отключишь ты эту машинку и станет Земля открытым миром. И что же? Чем это нам грозит, кроме процветания и братства? Саймон бросил на стол книжицу в голубом переплете.

- Вот Конвенция Разъединения, принятая в двадцать первом веке, в период Исхода. Ее никто не отменял, все статьи действуют до сих пор, так что с вами поступят по справедливости. По закону!

- По какому закону? - поинтересовался Сильвестров, выпуская сизое колечко дыма. Старый Хайме придвинул к себе книгу, раскрыл посередине и начал перелистывать, придерживая страницы затянутым в перчатку протезом.

- Не там, - подсказал Саймон, - в самом начале. Часть первая, статья первая. В ней говорится, что каждый народ, любая группа людей и даже отдельная личность имеют право на государственное самоопределение - пока и поскольку такое право не ущемляет интересов и прав других народов, групп и личностей.