Я и прочие боги этого мира

В коридоре загремело, дверь камеры открылась, и в проеме нарисовался натуральный рассейский мент в сержантских погонах.

— Мамичев. Есть такой? Давай к следователю на беседу.

Менты довольно быстро врубились, что дверь мне выбили зря и костюм попортили без особой надобности. Анонимный звонок оказался ложным: я никак не мог быть похитителем бизнесмена Айванесова и требовать за него выкуп. У меня было стопроцентное алиби, выражавшееся в круизе вокруг Африки на комфортабельном скоростном лайнере. Путевка, авиабилеты лежали тут же на столе вместе с пачкой фотографий, где я в обнимку с Маринкой на фоне пальм. И дата, между прочим, есть. Но ведь кто-то позвонил в милицию и сообщил мой точный адрес.

В это время в стену постучали:

— Мужики, телик включите, там про Айванесова показывать будут.

Менты отстали от меня и расселись перед телевизором. Сначала показался колокол, качающийся туда-сюда, потом нарисовалась физиономия ведущего, невысокого мужичка с ехидной улыбкой и микрофоном.

— В эфире программа «Набат»! — обрадовал он. — Новость дня: освобожден предприниматель Айванесов, за которого неизвестные преступники неделю назад потребовали выкуп в сто тысяч долларов. Похитителями оказались деловые партнеры Айванесова, предприниматели Карапетян и Коровин. На первом же допросе похитители, державшие Айванесова в подвале загородного дома, заявили, что он их «кинул» на указанную сумму и они всего лишь хотели получить свои деньги назад.

Камера показала задержанных за решеткой: здорового мужика с огромным клювом явно кавказского типа и мелкого хлюпика в очках. К моему удивлению Коровиным оказался именно клювастый.

— Тогда объясни, объясни нам, — настаивал «злой» следак. — Откуда это у тебя в принтере оказалось?

На стандартном листе А-4 крупным шрифтом было напечатано требование принести выкуп за господина Айванесова в полночь на местное кладбище.

— А хрен его знает откуда! Я же русским языком объясняю, не знаю я ни Айванесова, ни того, что его похитили. Я в круизе был месяц, только вчера приехал. И принтером этим никто месяц не пользовался, только когда ваши костоломы из ОМОНа ворвались, мне показалось, что он заработал…

— Тогда послушай, — предложил «добрый» следак и вставил в магнитофон кассету с «наводкой» на мою квартиру. — Тебе этот голос не знаком?

Мне ли не знать этого голоса?!! Это ведь я его придумал: густой мощный, чуть хриповатый голос с примесью северного «оканья», голос бывшего начальника моей Тайной канцелярии Малюты. Но этого не может быть! Как он мог позвонить в милицию, его же не существует!

Я не узнавал своей столицы. По улицам и площадям бродили толпы горожан. Я увеличил карту до предела и прочел лозунги митингующих. В основном это были призывы типа: «Долой войну!» и «Божественный с нами!» Но часть манифестантов несла иные лозунги: «Война до победы!» и «Бога нет!»

Порой толпы встречались, и в местах их встреч начинались потасовки. Мои городовые сбивалась с ног, лупя манифестантов резиновыми «демократизаторами», переполненные участки не вмещали задержанных. Я подумал, снял с фронта пару полков и щелкнул «мышкой» по столице. Хватит демократии, пора вводить комендантский час.

В этот момент позвонил подполковник Кудасов, которому я поручил блокаду Сосновоостровска. Отличный офицер! Это он придумал окружить родной город Малюты железной дорогой и гонять по нему бронепоезда. Никуда теперь предатель не денется, жителей только жалко, они-то за что страдают.

— Мой Божественный! — отдал честь подполковник. — Изменник Малюта готов сдаться, но перед этим просит выслушать его.

Я плотоядно ухмыльнулся. Спекся предатель? Только бы не придумал пулю себе в лоб пустить, он мне живой нужен. Для допроса с пристрастием и открытого судебного процесса. Пусть мой народ узнает, как Малюта осмелился настучать на Божественного в милицию.

Я надел маску, вселился в парламентера и двинулся в сторону Сосновоостровска.

Объяснять шефу, что я не справлюсь с этой работой за две недели, было очень трудно. Он и так считал меня немножко чокнутым, а представляете, что он подумает, когда я объявлю, что по случаю всеобщей мобилизации две трети мужчин из моей Академии наук призваны на фронт? Седьмая бригада, здоровенные санитары, смирительная рубашка и уютная палата в здании с желтыми стенами. В дурдом мне не хотелось, терять работу — тоже. Пришлось соглашаться.

Эта троица во дворе мне сразу не понравилась. Нет, я ничего не имею против компашек, распивающих пиво за дворовыми столиками, но эти трое как-то неправильно сидели: пива не пили, анекдотов и баек не травили. Кого-то ждали. Внутренний голос подсказал, что ждут меня, и он не ошибся.

Я не успел дойти до подъезда, как меня окружили и довольно бесцеремонно оттеснили к беседке.

— Слушай сюда, братан, — процедил самый высокий из троицы, бритый здоровяк в кожаной куртке. — Ты это, перестал бы бочку катить на министра финансов.

— Какого министра? — пролепетал я.

— Брось дуру валять! — пригрозил здоровяк, доставая из внутреннего кармана складную дубинку. — Сам знаешь какого. Пусть работает мужик на своем месте, у нас с ним дела, понял?

Возражать я не решился.

Троица степенно скрылась за углом. Я стоял, как доской пришибленный. Да, я действительно отправил вчера своего министра финансов как активного участника заговора в Тайную канцелярию, где у меня заведует новый костолом — стоматолог с совершенно семитской фамилией Айболит. Но откуда эти трое об этом знают? И какие у них могут быть с министром дела? Его же нет! Он же не существует!

Послушайте, кто-нибудь может дать мне телефон хорошего психиатра?

Далеко не в лучшем расположении духа я вернулся домой, включил монитор и сразу же встретился глазами с Малютой.

— Поговорим? — предложил Малюта. Я кивнул и надел маску.

Палаты Малюты поражали эклектичностью. Низкие потолки и огромные венецианские люстры, грубо сколоченные столы и изящные стульчики в стиле Людовика, не помню какого по счету. На выбеленных простой известью стенах висели настоящие шедевры. Я узнал картины кисти Рембрандта, да Винчи, Сурикова, Айвазовского. За одной из полуоткрытых дверей краем глаза я заметил знакомый интерьер. Так вот она куда делась, Янтарная комнатам.

Вопреки ожиданиям Малюта сидел не на троне, а на большом армейском ящике, выкрашенном под камуфляж.

— Приветствую тебя, Божественный! — тихо сказал он и поклонился.

— Здорово, предатель! — ответил я, усаживаясь в большое мягкое кресло у окна. С этим уродом я решил не церемониться.

Малюта вздохнул:

— Все злишься, предателем меня называешь, а зря. Ведь многого ты, Божественный, не знаешь.

— Чего же именно? — поинтересовался я.

— Многого, — повторил уклончиво Малюта.

— У меня со временем напряг, — прервал я заплечных дел мастера. — Надо порядок наводить в том бардаке, что вы без меня натворили. Хотел говорить, просить о чем-то, так говори, проси.

Вообще-то я рассчитывал, что Малюта кинется ко мне в ноги и будет просить пощады. Но самозваный гениалиссимус (надо же, какое звание ему придумали) поступил иначе:

— Признаюсь, ты победил. Переворот не удался, эта столичная мразь оказалась трусами и предателями. Я им дворцов понастроил, земли подарил, а они как тебя увидели, в штаны наложили, а еще вчера в верности клялись…

— Странный ты, Малюта. Чего ты еще ожидал? Разве можно затевать заговор против своего непосредственного Бога?

— Да всем давно плевать на Богов, все хотят просто жить, хорошо жить! Жаль, что ты этого до сих пор не понял. Короче, я хочу сделать предложение. Ты остаешься Божественным со всеми привилегиями, я восстанавливаю твои статуи на улицах городов, я даже отменяю преподавание атеизма в школах и академиях, но ты в свою очередь обещаешь в управление государством больше не лезть!